Прежде всего любовь - Эмили Гиффин

– Ну, так это мы и делаем.

– Да, но…

– Но что? Почему все должно быть так, как ты хочешь?

– Я этого не сказала, – я вспоминаю, сколько раз она называла меня контрол-фриком только за то, что мое мнение отличается от ее, – я просто…

– Что просто, Мередит? Почему ты мной всегда недовольна? – она встает и смотрит на меня сверху вниз, сунув руки в карманы.

– Это не так, – вру я.

– Так. И мама тоже. И папа. Господи. Ну, прости за то, что я не такая идеальная, как ты или Дэниел, – она разворачивается и уходит.

Я вскакиваю и хватаю ее за плечо.

– Прекрати себя жалеть.

– Я себя не жалею. Просто устала от твоего постоянного осуждения. Меня от него тошнит. Я приехала поговорить с тобой о Дэниеле. Нашла Софи. Я пытаюсь поступить правильно. Ты не видишь?

Я вдруг понимаю, о чем она говорит, но тут же возвращаюсь к прежнему мнению. Это как та оптическая иллюзия с вазой. Белая ваза гораздо заметнее черных профилей.

– Ладно, – говорю я, – напиши ей, что мы встретимся вечером.

– Ты правда этого хочешь? – я понимаю, что, вообще-то, она хотела мной прикрыться. Надеялась, что это я откажусь от встречи с Софи.

– Конечно, – я пожимаю плечами, – почему нет.

Я должна была догадаться, что Мередит обязательно придумает, на что ей обидеться. Мне даже приходит в голову, что сначала нужно было обсудить встречу с Софи с ней, но потом я решаю, что я должна вести себя активно и сделать что-то сама. Кроме того, я не ожидала, что Софи так быстро ответит. Я думала, что она может и неделю не отвечать, а это прибавит мне очков в глазах мамы и Мередит, но не потребует настоящего эмоционального вовлечения.

Вчера вечером, когда я получила ее ответ, я не хотела ссориться с Мередит. Мы отлично проводили время, смеялись и шутили, все было очень мило и естественно. Так обычно и ведут себя сестры. Я просто не хотела это разрушать, особенно своей жуткой исповедью. Ведь Мередит, скорее всего, не простит меня за ту роль, которую я сыграла в смерти Дэниела.

Конечно же, моя стратегия не сработала. С Мередит вообще редко что работает. Пока мы идем через парк, ее настроение меняется на сто восемьдесят градусов минуты примерно за две. Только что она была веселой – и сразу упала духом.

– Ладно, – говорит она, – я готова идти домой.

– Уже? – мне хочется еще немного погулять по магазинам.

– Да. Но тебе необязательно идти со мной, – в дело идет пассивная агрессия, – у тебя наверняка свои дела.

Я качаю головой, зная, что это будет использовано против меня. Я практически вижу ее слова: «Как можно идти по магазинам в такой момент?»

В общем-то, она права. Волшебство Манхэттена тает, когда я понимаю, что теперь у меня не один огромный страх, а целых два.

– Я лучше пойду с тобой, – настаиваю я.

Она кивает и ускоряет шаг. Мы почти бежим через парк на запад, хотя пришли с другой стороны.

– А почему мы идем туда? – чтобы ее догнать, мне почти приходится перейти на бег.

– Там метро.

– А ты не хочешь пройтись пешком?

– Нет, хочу поехать на метро.

– Ладно, – сдаюсь я.

Через пятнадцать минут мы входим в метро на углу Пятьдесят седьмой улицы и Седьмой Авеню, ныряем под землю и оказываемся на темной платформе.

– Смотри, – наконец говорю я, стараясь дышать ртом, (тут пахнет мочой и мусором), – нам не обязательно встречаться сегодня с Софи. Можно сказать ей, что у нас другие планы. Что мы увидимся потом.

– Все нормально, – в устах Мередит это означает прямо противоположное, но она явно собирается изобразить мученика.

– Ты хочешь с ней встретиться?

– Да.

Я начинаю злиться.

– Я не понимаю, почему ты на меня сердишься, – на нас как раз несется поезд.

– Я не сержусь, – орет она, перекрикивая грохот металла.

– Ладно. А что ты делаешь? – спрашиваю я, когда поезд со скрежетом останавливается, и мы заходим в пустой вагон.

Она ждет, пока я сяду, и садится напротив, по диагонали.

– Что ты делаешь? – повторяю.

Она не отвечает, и я предлагаю ей варианты.

– Расстраиваешься? Раздражаешься? Тревожишься?

– Все вышеперечисленное, – она складывает руки на груди.

– Почему? – мне правда нужно это знать. – Я не понимаю, в чем дело.

– Ну, для начала… я пыталась затащить тебя на кладбище много лет. И мама тоже. И ты пошла туда, когда меня не было в городе, и наверняка не сказала маме.

– Но я же не планировала…

– Это еще хуже. Это была минутная прихоть? И без нас?

Я устало вздыхаю и пытаюсь объяснить:

– Я была у тебя дома, развлекала твою дочь, потому что твой муж потерял Кроля.

– И что?

– Я просто… Просто поехала. Нолан меня позвал. Я хотела отказаться, но пожалела его. Пришлось согласиться. Ты реально злишься на меня из-за того, что я исполнила просьбу Нолана?

Мередит не отвечает. Долго смотрит на меня и переходит к следующему вопросу:

– Во-вторых, я говорила тебе, что мы с мамой хотели запланировать что-нибудь на декабрь, на пятнадцатую годовщину.

Я внутренне вздрагиваю от слова «годовщина» в этом контексте.

– И тут ты сама все решила. Идея была в том, что мы с мамой и тобой сделаем что-то вместе. В память о Дэниеле.

– Но мы же вместе!

– Да, но мамы нет. Черт, Джози! – она вскидывает руки, но потом роняет их обратно на колени. – Ты вообще не понимаешь? Мы все время делаем то, что ты хочешь. На твоих условиях.

– Ну, наверное, так все выглядит со стороны… но все же меняется. Никто не думал, что ты возьмешь отпуск и сбежишь в Нью-Йорк планировать развод.

– Мы не могли бы оставить Нолана и мой брак в покое?

– Хорошо, – я вижу, что на нас смотрит пожилая женщина. Сдвигаюсь на полметра, чтобы сидеть четко напротив Мередит, наклоняюсь и говорю тише. – Но это же все связано.

– Нет, не связано, – она качает головой.

– Связано, – настаиваю я. У меня часто бьется сердце. – Все дело в Дэниеле. Разве не так? Нолан… ваша свадьба… Софи…

Я чуть не вываливаю все, что хотела сказать, прямо в метро, просто чтобы выиграть этот спор. Показать, как все плотно переплелось на самом деле. Но она смотрит на меня так злобно, что я немного пугаюсь и бормочу:

– И мои проблемы тоже… Я просто хочу все прояснить до того, как заведу ребенка. До того, как стану матерью.