Скажи мне все - Камбрия Брокманн

– Ты имеешь в виду тот семинар, когда заставил меня стоять перед всей аудиторией?

– Ты этого заслуживала, – с улыбкой ответил Хейл и протянул мне книгу, открытую на нужной странице.

Я читала стихи, а он снова уселся за свой стол. Произведение было смутно знакомым; я вспомнила, что упомянула его в своем экзаменационном эссе. Стихотворение называлось «Я знаю правду», и в нем говорилось о жизни и смерти. Однако я не понимала, какое отношение оно имело к Руби.

– И что скажешь? – спросил Хейл.

– Э-э… – протянула я, снова перечитывая произведение. – Определенность. Оно утверждает, что есть жизнь и есть смерть, и это несомненно.

Он ничего не сказал, лишь бросил на меня взгляд, точно поощряя продолжать.

– И… – Я помедлила. – Важно то, что ты делаешь, пока жив.

– Да, – согласился Хейл. – А еще оно о том, как мы относимся к другим. Сделаем ли мы жизнь других людей лучше или хуже? Если кто-то страдает, облегчим ли мы его боль или проигнорируем ее? В конце жизни остается одна правда, и она только твоя. Следует вести ту жизнь, которую ты – в самом конце – сможешь принять для себя.

Я подумала об этом. Жизнь, которую ты сможешь принять. Я вспомнила Леви и то, как он умер.

– Может быть, ты что-то можешь сделать для Руби. Помочь ей, не помогать ей… Но как следует подумай о том, как ты хочешь это сделать, потому что, в конце концов, тебе придется с этим жить, – добавил Хейл.

Я уставилась на стихотворение, ожидая, что эти слова дадут мне некое указание.

– Можешь взять книгу на время, если хочешь, – предложил он.

– Спасибо.

Я удобнее устроилась на стуле и снова перечитала стихотворение.

Хейл откинулся на спинку своего стула и закинул ноги на стол, держа на коленях стопку каких-то документов.

– Ты – хорошая подруга, если так заботишься о ней. Когда я был на последнем курсе, мне казалось, что все вокруг сами по себе.

– Разве? Я не считаю себя хорошей подругой, – возразила я, в действительности ничуть не волнуясь о том, что он ответит. Я смотрела в пол.

– А я считаю, – сказал Хейл. – А еще ты одна из самых уверенных людей, каких я знаю. Ты ничему и никому не позволяешь сбить тебя с пути. Но иногда, очень редко, возникает ощущение, будто ты пытаешься просчитать всё. И тогда я вижу, как ты стараешься сложить эту головоломку.

– Мне нравится хорошо справляться с делами. И чтобы никаких неудач.

– Ты действительно справляешься со многим лучше, чем другие, – ответил он. Этот комплимент заставил меня ощутить неловкость, поэтому я проигнорировала его, отмела прочь.

– А что ты делаешь с этой головоломкой? – спросила я.

– А… Я – полная противоположность тебе. Вероятно, это не лучший тактический план, но я не делаю ничего. Я просто оставляю все как есть. Не борюсь с волной. Позволяю ей накрыть меня и верю, что в конце концов вынырну с другой стороны.

– Ясно. Нет, спасибо, – отозвалась я.

Хейл засмеялся.

– Вот потому я и люблю тебя.

Эти слова слетели с его губ так естественно, словно он говорил их мне каждый день. Но это было не так. Когда он осознал, что именно сказал, лицо его залилось густым румянцем. Я никогда прежде не видела его пристыженным. И повела себя так, словно сказанное им было пустяком, проходным замечанием.

– Я что-нибудь придумаю, – сказала я. – Давай поговорим о моем дипломе.

– Да-да, давай. – Хейл избегал смотреть мне в глаза.

Я не знала, что делать, что сказать. Лучше всего у нас получалось беседовать о литературе, и я сосредоточилась на этом. Я надеялась, что он поймет: это все, что я могла дать ему в обмен на сказанные им слова.

* * *

В тот вечер я вернулась домой поздно. Все сидели на диване и смотрели какое-то кино. Они закутались в флисовые пледы, которые привезла нам мать Макса, в воздухе пахло «травкой» и попкорном. Я пристроилась на подлокотнике рядом с Джеммой, и та подняла на меня сонный, одурманенный взгляд.

– Привет, детка, – прошептала она, обнимая меня за талию.

Макс взглянул в мою сторону, но остальные продолжали смотреть на экран. Джон одной рукой обнимал Руби за плечи. Он встретился со мной взглядом, давая понять, что заметил мое присутствие, и притянул Руби ближе к себе, поцеловав ее в лоб.

Мы с ней так и не разговаривали, уже несколько недель после той коктейль-пати. Я на миг задумалась: быть может, увидев, как мы с Амандой разговариваем в баре, Руби приревнует и испугается, что я перебегу на другую сторону, и это вынудит ее извиниться. Однако в «Пабе» она так и не подошла ко мне, и в тот вечер я вернулась домой одна. Мой разговор с Амандой словно бросил тень на безупречную маску Руби. Неужели я действительно позволила ей ввести меня в заблуждение? Была ли Руби тем человеком, которым я ее считала, или же в течение всей учебы в колледже она просто притворялась? Не то чтобы я могла осуждать ее за это, но все же… Этот потенциальный обман грыз меня изнутри и увеличивал пропасть, разделившую нас.

Мне еще нужно было кое-что прочитать, поэтому я встала и пошла вверх по лестнице.

– Доброй ночи всем, – пожелала я.

Они что-то пробормотали в ответ, не отрывая глаз от мерцающего экрана телевизора. Руби оглянулась на меня, и мы встретились взглядами, но она ничего не сказала, и я скрылась в лестничном проеме.

В моей комнате, как всегда, царили чистота и порядок. Я задумалась о том, заперта ли комната Руби, но было слишком рискованно проникать туда, пока она была в доме. Я не стала включать музыку – всегда предпочитала тишину. Когда я начала устраиваться на кровати, чтобы заняться домашним заданием, в дверь постучали.

– Да? – сказала я.

Дверь приоткрылась, и в щели показалось лицо Руби.

– Можно с тобой поговорить? – спросила она.

– Конечно.

Руби села рядом со мной на кровать, подогнув под себя одну ногу. Была у нее такая привычка – сидеть и одновременно подсознательно разминать конечности. Она так и не оставила тренировки по футболу и часто приходила домой усталая, с ноющими мышцами.

Руби посмотрела в мою сторону и покусала губу.

– Значит… – начала она, – он тебе действительно нравится? Ну, Хейл?

– Мне так кажется, но на самом деле я не уверена, – ответила я.