Мода и гении - Ольга Хорошилова

В тридцатые годы Россия по-прежнему в моде. И проворные режиссеры, убежавшие из Страны Советов, пытаются поймать рассеянное внимание публики, заработать, сделать имя. С Алексеем Грановским соперничают Виктор Туржанский и Федор Оцеп, творцы сусального мифа о златоглавой царской России, тонкие ценители пушкинского слога и любители Достоевского. Они заваливают Анненкова заказами. Художник не отказывал никому. Он создал серию костюмов для «Ностальгии» Виктора Туржанского по мотивам пушкинского «Станционного смотрителя», для него же сочинил эскизы к фильму «Ложь Нины Петровны».

Федор Оцеп предложил участвовать в кинопостановке «Княжна Тараканова». Анненков ликовал — не потому, что любил этот пикантный сюжет или питал нежные чувства к несчастной самозванке. Снимать фильм должны были в Венеции! Этот город был ему родным. Венеция беспокоила душевно и творчески, она часто снилась, ее хотелось писать бесконечно, вдохновенно.

И, пока Оцеп ждал оборудование, пока он настраивал камеры и актрис перед ними, Анненков наслаждался Серениссимой, ее неверным солнцем, обманчивым горизонтом, ее вечно уплывающими контурами и повисшими над бездной улыбчивыми масками выразительных фасадов. И потом было кино. Эскизы екатерининских платьев и парчовых кафтанов обретали пышную фактуру, галунный блеск и шанжановый хруст. Пуфы, туфли, веера, мушки, тонны пудры и помады — все было к услугам Анненкова и его ассистентов.

Привычная, немного даже скучная работа — примерка, укладка, проба макияжа, первые выходы в образе. Но как раз в этом таилась проблема. Анни Верне, старлетка, выбранная на роль Елизаветы Таракановой, ничего не понимала в нюансах исторического этикета, такого же сложного, как и мода барокко. Она не умела двигаться в екатерининских платьях, не знала, какие принимать позы, как кланяться, куда, наконец, деть руки. Парадокс: костюмы готовы, но к ним не готова актриса.

Оцеп и Анненков решили пригласить наставницу из «своих», то есть знающих старых русских императорских актрис, помнивших балы и придворные явленья в Зимнем дворце. Выбрали 50-летнюю диву — Екатерину Николаевну Рощину-Инсарову. Она блистала на лучших императорских сценах и подходила на роль наставницы. Четыре месяца Екатерина Николаевна неспешно и величественно учила Анни Верне основам русского придворного этикета — как сидеть, как вставать, как кланяться, что говорить, как соблазнять светских львов и самого царя-батюшку. Старлетка мучилась необычайно. Целых четыре месяца взаперти, в роскошном номере люкс-отеля «Эксельсиор», она по команде многоопытной дрессировщицы выполняла светские трюки. Не видела света белого и даже фиолетовых венецианских ночей. Но, кажется, муки не были напрасны. Верне естественно смотрелась в кадре, легко вертелась в пышных платьях, красиво отдавалась мужчинам и поверила в то, что она — натурально княжна Тараканова. Рощина-Инсарова вбила в старлетку не только законы этикета, но и законы Станиславского.

Оцеп сочувствовал Таракановой даже больше, чем запертой в отеле артистке. Она ему нравилась, он считал ее прекрасной жертвой русских деспотов (от которых пострадал и сам). Княжна в его кино очаровательна, лукава, хохотлива, похотлива. Невозможно не влюбиться. Такого эффекта, однако, режиссер достиг благодаря правильному гриму, предложенному всевидящим Анненковым. У Анни Верне был невысокий лоб, и это Оцепу не нравилось — не отвечало его представлениям о блистательной, лучащейся бриллиантами авантюристке. Анненков предложил сбрить часть волос на лбу, сделать лицо шире, круглее, приятнее, пусть оно лучше отражает свет киноламп. Так и поступили. Мягкая белая пудра скрыла режиссерскую ретушь. Этот фильм сделал Верне звездой.

Другим совместным проектом Анненкова и Оцепа была «Пиковая дама» 1937 года. Художнику поручили редактировать костюмы — именно редактировать, не создавать. История вышла щекотливая. Эскизы к фильму готовил Мстислав Добужинский. Но в последний момент вспылила актриса Мадлен Озере, заявила: все что угодно, только не костюмы «этого, как там его, Добжинского или Добриского, словом, только не его». В это время Добужинский должен был срочно уезжать в Вену и, понимая, что не успевает с костюмами, передал эстафету Анненкову — «недели на две». Передал и умчался, а возмущенная мадемуазель Озере обрушилась на Анненкова. Художник, впрочем, быстро ее унял: новые версии костюмов ее несказанно порадовали и совершенно умиротворили.

Однако Юрий Павлович почти ничего не придумал и не изменил, почти скопировал эскизы Добужинского (он признался в этом в мемуарах), но сделал рисунки более a la mode: удлинил пропорции в стиле тридцатых годов, прибавил журнального лоска, элегантности и, главное, сделал проекты цветными. Это, вероятно, и подкупило рассерженную фурию.

В тридцатые годы кинозрители все еще обильно поглощали русский рафинад. Казаки, Распутин, принцы и нищие, монахи и братья Карамазовы, водка и винтовка, Москва белая и Москва красная — их интересовало категорически все русское. Кларенс Браун превратил Грету Гарбо в Анну Каренину, Эрнст Любич снял ее как большевичку Ниночку. Морис Турнёр сделал ремейк немого фильма «Патриот» об убийстве Павла I. Жак де Баронселли был автором приключенческого кино «Михаил Строгов». Жак Деваль экранизировал пьесу «Товарищ» о русских аристократах в Париже. Французский мэтр Марсель Л’Эрбье посвятил русской теме целую серию кинопроектов. Для его «Огненных ночей» и «Дикой дивизии» костюмы разработал Анненков.

Впрочем, хмельная крестьянская Россия — не единственная национальная тема в пестром кино тридцатых. В моде дикий наркотический Китай, погубленная имперская роскошь и пугающе романтичный стиль серо-стальных республиканцев, точеные китаянки, искушенные в искусстве порока, и хитроглазые продавцы дурмана. Экзотический, опасный Китай нравился зрителям, обеспечивал высокие кассовые сборы. Среди главных кинохитов — триллер «Смерть над Шанхаем» Рольфа Рандольфа, любовная драма «Горький чай генерала Йена» Фрэнка Капры и, конечно, эстетский «Шанхайский экспресс» Джозефа фон Штернберга, дуэль двух кинодив — Марлен Дитрих и Анны Мэй Вонг.

Определенного успеха добился и Георг Вильгельм Пабст, экспрессионист в 1920-е и удачливый коммерсант в 1930-е годы. Смекнув, что тема губительного Китая отлично продается, он смастерил кино «Шанхайская драма», незатейливое, плоское (в сравнении с его ранними острыми шедеврами). Но здесь есть и тайна, и шпионы, и опиум, порок, и, конечно, убийство. И еще русская линия для гарантированного успеха. Главные герои драмы — русские эмигранты. Парадокс в том, что их играют европейцы, а китайского шпиона и заговорщика изображает выходец из России — Валерий Инкижинов. Для этого фильма Юрий Анненков выполнил множество костюмных проектов, с легкостью, ему свойственной, примирив холодный европейский шик с маньчжурскими одеяниями.

Валерий Инкижинов в роли китайского шпиона в фильме «Шанхайская драма», 1938 г.

Коллекция Ольги Хорошиловой

Пабст держал нос по ветру. Конец 1930-х годов — Европа в предчувствии войны. Лающий фюрер уже не кажется смешным. Растет градус шпиономании в обществе и в кино. Лоснящиеся, изящно скроенные разведчики, с квадратными подбородками, вступают в трепетные военно-эротические отношения со стройными блондинками, чьи длинные ресницы равнозначны длине их шпионского ума. Любовь в объятиях политики — хит конца тридцатых.