Москва и жизнь - Юрий Лужков

Как нам это удалось? Когда собор решили снести, замечательный реставратор Петр Барановский обмерил стены, окна, зафиксировал все, что видел. Тем самым дал нам возможность воссоздать шедевр в режиме достоверности. Реставрацией ведал Олег Журин, его ученик. А главным человеком на стройке выступил Матросов Александр Сергеевич, заместитель мэра и министр правительства Москвы, удостоенный впоследствии пяти орденов Русской православной церкви за возрождение храмов.

По обмерам учителя реставратор Олег Журин разработал проект воссоздания разрушенных Иверских ворот и самой почитаемой в Москве Иверской часовни, где хранилась икона Божьей Матери. О ней Марина Цветаева писала:

Ворота увенчали башни с двуглавыми орлами. Их в советскую эпоху снесли, чтобы на Красную площадь во время военных парадов Красной армии могли въезжать танки и проходить колонны демонстрантов.

Так удалось воссоздать преступно порушенный образ Красной площади.

С этих первых шагов началось возрождение «сорока сороков» Москвы.

За Красной площадью последовала Соборная площадь Кремля. Ее изуродовали, чтобы пристроить к Большому Кремлевскому дворцу, где проходили съезды партии и сессии Верховного Совета, столовую. Ради нее сломали Красное крыльцо, где происходили выходы царей к народу и разыгрывались кровавые драмы отечественной истории.

Тогда же в здании дворца демонтировали убранство двух тронных залов, Андреевского и Александровского, чтобы из двух устроить один Зал заседаний Верховного Совета СССР и РСФСР. Его демонтировали и воссоздали утраченный образ двух великолепных залов, посвященных российским орденам Андрея Первозванного и Александра Невского.

В архивах обнаружили сотни планов, фасадов, смет. По ним «Моспроект-2» создал чертежи, подобные тем, что выполнил автор дворца Константин Тон. По ним строители и реставраторы восстановили утраченное. Теперь на Соборной площади и в Большом Кремлевском дворце все так, как было до разрушений.

* * *

Брежнев с трибуны съезда КПСС озвучил утопию: «Превратим Москву в образцовый коммунистический город». Генеральный план, утвержденный правительством, обещал каждой семье квартиру с числом комнат, соответствующих числу ее членов.

После утверждения Генерального плана МГК партии и Моссовет приняли совместное постановление, обязывавшее строителей за несколько лет реконструировать переулки Сретенки, самый трущобный район до революции 1917 года и после нее.

Старые доходные дома обветшали без ремонта, только метровой толщины стены из кирпича не давали им обрушиться. После принятия постановления тогда ничего из обещанного за пятнадцать лет не произошло.

Над центром в те времена не маячили башенные краны. Новые здания появились только для Комитета госбезопасности на Лубянке, Министерства обороны на Арбатской площади, ЦК КПСС в Китай-городе и МВД на Калужской площади. С трудом достроили в Охотном Ряду гостиницу «Москва», чему тогда помешала война.

Мы же, там где Чехов встречался в сретенских переулках с «отбросами общества», за несколько лет реконструировали старые жилые дома и построили новые. Среди них появились уютные дворы.

По Генплану 1971 года Москве обещали «ансамбли Садового кольца», семь «центров планировочных зон», «заповедные зоны», транспортные «хорды», где машины могли бы мчаться, минуя центр, с одного конца города на другой. Все замышлялось реализовать к 1985 году, но тогда все осталось на бумаге.

Мэрия и правительство Москвы не обещали москвичам утопий. Мы наращивали объемы строительства жилья, стремясь вернуть утраченные позиции, сооружать свыше 5 миллионов квадратных метров жилых домов в год. Цели добились в 2005 году.

Снова, как прежде до Хрущева, «борца с архитектурными излишествами», главной фигурой на стройке считался архитектор. Он заказывал музыку, диктовал строителям, что и как надо делать. Домам возвращали утраченные карнизы, башни, лепнину. Появились «Золотые ключи», «Синяя птица», «Воробьевы горы» и им подобные комплексы.

Возник в 90-е годы современный стиль московской архитектуры. Возводились многоэтажные башни, среди них самый высокий жилой дом Европы — «Триумф-Палас».

Одни критики запустили в оборот понятие «лужковский стиль» и с упоением сами стали его развенчивать. Под ним подразумевали «обилие всего тяжеловесного, неуклюжего и декорированного башенками», которые якобы самолично я рисовал. Другие критики утверждали: «Никакого московского стиля нет» — и ругали опять-таки мэра за его отсутствие.

Стиль вырабатывают время и творцы, в нашем городе — московские архитекторы.

Только они. Моя задача состояла в том, чтобы сформировать современную систему градостроения, изменить философию строителей, сложившуюся в советские годы, когда они правили бал, делали, что им выгоднее и проще.

Поэтому появилась в Москве архитектура, какой не знали прежде, как, например, пешеходный мост «Багратион». Что в нем тяжеловесного и неуклюжего?

* * *

До революции, приезжая в Москву, каждый подданный и иностранец мог снять номер в гостинице или в меблированных комнатах, недостатка в них не существовало. Дефицит гостиниц в годы советской власти привел к тому, что командированные в столицу специалисты могли получить номер не у служащих гостиниц, а у чиновников управления высотных домов и гостиниц Мосгорисполкома, куда являлись с ходатайством учреждений. Без них приезжие в лучшем случае могли разместиться в отдаленных и устаревших гостиницах ВДНХ.

С московской пропиской селить в гостиницах категорически запрещалось.

Проблемы этой больше нет.

Новые отели строились на центральных улицах и в отдаленных районах. Как в городах Европы, на фасадах появились названия мировых гостиничных сетей: «Хилтон», «Мариотт», «Ритц-Карлтон», «Крона-Плаза» и им подобные. В одном 2002 году прибавилось 18 гостиниц. Пятизвездочные отели украсили Тверскую, мы вернули главной улице столичный блеск.

Снесли на ней стеклянную башню «Интуриста», закрывавшую вид на Кремль, избавились от примитивного «Минска», «Киевской», появились «Аврора», «Арарат», «Балчуг-Плаза», много других комфортабельных отелей, способных принять высоких гостей в столице России, где прежде им предлагалась одна гостиница «Октябрьская», переименованная в «Президент-отель».

Это придавало силы и радовало безмерно. Я не строитель, но тесно по сей день общаюсь с ними и хочу сказать: разве кто-нибудь может с отвращением смотреть, как рождается новая картина, мелодия? Так вот, тот экстаз, то наслаждение, которое испытывает творец при рождении произведения искусства, — точно такое же чувство испытывает строитель».

* * *

Одни, недовольные происходящим, заявляли: «Москва похожа на Стамбул».

Другим она напоминала Шанхай, третьим — Лас-Вегас. Эти взгляды формировались в МАРХИ, Московском архитектурном институте. Ректору Москва напоминала самый известный город Турции. Профессор, который баллотировался на пост вице-мэра Москвы, поднялся по лестнице-стремянке в башню многоэтажного банка на Краснопресненской набережной, чтобы доказать: все увиденное им с высоты, включая «Москва-Сити», является «маниловским проектом, воплощенным Лужковым».