Assassin's Creed. Черный флаг - Оливер Боуден

Судьба готовила мне знаменательную встречу, поскольку сообщниками… точнее, сообщницами Джека были Энн Бонни и Мэри Рид.

Вот такая история. Ее начало я видел в Обсерватории, с удивлением узнав, что Калико Джек и Энн Бонни – любовники. Уж не знаю, чем Джек сумел ее очаровать, но ему удалось увести Энн у Джеймса (этой шелудивой жабы). Так она оказалась на борту его корабля.

Там Энн одевалась по-мужски. Она была не единственной женщиной на корабле. С ними плавала и Мэри Рид. Все трое: Калико Джек, Энн и Мэри – нашли общий язык и взаимопонимание. Женщины носили мужские куртки, длинные штаны и платки на шее. Обе были вооружены пистолетами и абордажными саблями и устрашающим видом не отличались от мужчин. Пожалуй, их вид был даже более устрашающим, поскольку обеим приходилось многое доказывать этому миру.

Какое-то время они плавали в окрестных водах, нагоняя страх на торговые суда, пока несколько месяцев назад не бросили якорь у побережья Нью-Провиденса. Там 11 августа 1720 года от Рождества Христова Рэкхем и его команда, включая Энн и Мэри, украли шлюп «Уильям» прямо из гавани Нассау.

Разумеется, Вудс Роджерс знал, чьих это рук дело. Он издал воззвание, снарядил шлюп, который и отправил на поимку Калико Джека и остальных пиратов.

Но старине Джеку сопутствовала удача, и в перерывах между затяжными попойками он нападал на рыбачьи и торговые суда, а один раз даже атаковал шхуну.

Роджерсу это не нравилось. Он отправил второй шлюп.

Калико Джек и в ус себе не дул. Он продолжал пиратствовать в западной части Карибского моря, доходя почти до Ямайки. Там однажды он столкнулся с капитаном Барнетом, капером, усмотревшим в этой встрече возможность немного заработать на шкуре Джека.

Словом, Джек был схвачен. Его команда сдалась, за исключением Мэри и Энн. Насколько я слышал, Джек и его парни хорошенько кутнули. Когда на них напали люди Барнета, одни уже храпели, другие не соображали, что к чему. Только Энн и Мэри, как две дьяволицы, бросились на противников с руганью, пистолетами и саблями, однако силы были неравными, и вскоре всех пленили и отвезли в тюрьму Спаниш-Тауна.

Как я уже говорил, Джека судили и повесили.

Теперь настал черед Энн и Мэри.

Слава богу, мне очень редко приходилось бывать в залах суда, но я впервые видел столь людное заседание. Тюремщики повели меня по каменной лестнице, открыли зарешеченную дверь, втолкнули на галерею и велели сесть. Я вопросительно поглядывал на них, надеясь, что они расскажут хоть что-то. Но они лишь подпирали стену, приготовив мушкеты на случай, если я попытаюсь сбежать.

Сбежать отсюда? Руки у меня были скованы кандалами. Народу вокруг – как селедок в бочке. Зрители, свидетели… все безотрывно смотрели на двух дерзких пираток: Энн Бонни и Мэри Рид.

Узницы стояли перед судьей. Взглянув на них, тот ударил судейским молоточком.

– Сэр, я хочу еще раз услышать, в чем их обвиняют, – обратился он к судебному приставу.

Пристав встал и, откашлявшись, произнес:

– Суд его величества утверждает, что обвиняемые Мэри Рид и Энн Бонни промышляли пиратством. В частности, ими с особой жестокостью было ограблено семь рыболовных кораблей.

По залу прокатился негромкий ропот. Я почувствовал, как у меня за спиной кто-то уселся на свободные места. Пришедших было двое, но особого внимания я на них не обратил.

– Помимо этого, – продолжал пристав, – судом установлено, что обвиняемые, находясь в открытом море, захватили два торговых шлюпа, угрожая расправой капитанам и командам этих кораблей.

Судебный пристав продолжал говорить, но я слушал уже не его, а разговор у себя за спиной.

– Эдвард Джеймс Кенуэй… – Я сразу узнал голос Вудса Роджерса. – Родился в Суонси от отца-англичанина и матери-валлийки. В восемнадцать лет женился на мисс Кэролайн Скотт, которую впоследствии оставил.

Приподняв скованные руки, я обернулся. Стражники с мушкетами даже не шевельнулись. Они лишь внимательно наблюдали за мной. Рядом с Роджерсом сидел Лауреано Торрес, в котором сразу угадывался человек, имеющий власть. Элегантно одетый, собранный. Он словно не замечал духоты зала. Сюда они пришли явно не из желания посмотреть, как вершится суд над пиратками. Их привели тамплиерские дела.

– Мне говорили, что эта Кэролайн – прелестная женщина, – сказал Торрес, приветствуя меня легким кивком.

– Только троньте ее, ублюдки… – прорычал я.

Роджерс подался вперед. В мою рубашку что-то уткнулось. Посмотрев вниз, я увидел дуло пистолета. Рана, полученная в Обсерватории, только чудом не воспалилась и не вызвала гангрену, но так до конца и не зажила. Естественно, Роджерс о ней не знал и знать не мог. Однако дуло уперлось как раз в то место, заставив меня поморщиться от боли.

– Если тебе известно местонахождение Обсерватории, назови его, и тебя сейчас же освободят, – сказал Роджерс.

Теперь понятно, почему меня до сих пор не повесили.

– Роджерс способен на какое-то время попридержать этих британских ищеек, – сказал Торрес, – но, если ты отказываешься нам помогать, пеняй на себя.

Он кивнул в сторону зала, где судья допрашивал свидетелей, а те расписывали ужасы, совершенные Энн и Мэри.

Предупредив меня, Торрес и Роджерс поднялись с мест. Тем временем свидетельница, стоя перед судьей, срывающимся голосом рассказывала, как на нее напали две пиратки. То, что это женщины, она поняла «по выпирающим округлостям их грудей».

Зал покатился со смеху, который не стихал, пока судья не ударил молоточком. Из-за шума было почти не слышно хлопнувшей двери. Торрес и Роджерс удалились.

Меж тем Энн и Мэри не произнесли ни слова в свое оправдание. «Да что с вами? – недоумевал я. – Неужто языки проглотили?» Обе хранили гробовое молчание. Свидетели говорили не только об их безрассудной смелости. Порой звучали явные небылицы, однако Энн и Мэри не пытались возражать. Более того, слова судьи о признании их виновными не вызвали у обеих даже возгласа. Наконец их попросили назвать любую причину, способную отклонить смертный приговор. И опять молчание.

Судье, который ничего не знал об этих женщинах и посчитал их упрямыми молчуньями, не оставалось иного, как объявить приговор: смерть через повешение.

И вот тогда, и только тогда, Энн и Мэри обрели дар речи.

– Милорд, мы просим об отсрочке по причине живота, – сказала Мэри Рид, нарушив молчание.

– Что? – переспросил заметно побледневший судья.

– Мы обе беременны, – ответила Энн Бонни.

Зал загудел.

«Не старый ли черт Калико Джек окучил их обеих?» – подумалось мне.

– Закон ведь запрещает вешать женщину, носящую в себе ребенка? – выкрикнула Энн, перекрывая галдеж зала.

Это привело судейских в смятение. Зрители шумно обсуждали услышанное. Почувствовав, что я могу воспользоваться суматохой, один из тюремщиков ткнул меня дулом мушкета. «И думать не смей», – означал его жест.