Тайна дома Морелли - Маленка Рамос

После этих слов он коснулся губами ее щеки. Затем отодвинулся и замер. Мэри Энн погрузилась в полудрему. Ее остекленевшие глаза смотрели на него, не мигая.

– Почему ты причиняешь мне такую боль?

Люсьен в отвращении сморщил нос и сжал зубы.

– Разве это боль? Боль – это когда тебя предают те, кого ты вскормил. Боль – потеря всего, что ты любишь. Вот что такое боль, мадам. Не жалейте их. Вы даже вообразить не можете, что копошится в их трусливых душонках.

– Но вы убили подростков. Подростков, совсем еще детей! – воскликнула она, но призрак схватил ее за горло и уставился ей в глаза яростно и возмущенно.

– Нет… – яростно зашептал он. – Вы действительно ничего не понимаете… Они сами виноваты в том, что так вышло, они – и еще невежественная юность, когда ничего не ценишь. Потому что они не любят жизнь и не пользуются ничем из того, что она предлагает. Я им показываю их собственные страхи, только и всего. Я нашептываю им на ухо про их пороки, но шепот проникает так глубоко, что они начинают бояться самих себя. Я исповедую их собственные грехи и позволяю им видеть весь тот ужас, который скрывает их разум… Я всего лишь…

– Ты меня сейчас задушишь, Люсьен. Убери руки…

– Да, я вас задушу, если вы не прекратите говорить глупости. Впрочем, умереть – лучший способ узнать всю правду.

Люсьен подтолкнул ее к кровати, и Мэри Энн повалилась навзничь. Он подошел к окну, окинул взглядом сад сквозь узенькую щель между штор и вздохнул.

– Будьте благоразумны, мадам. Отныне вы знаете: я не собираюсь обижать вашу дочь. Она – часть меня, как некогда ваш супруг. Все остальное не ваше дело. Когда-нибудь ваши сомнения рассеются. Копите силы на будущее. А вот молиться не стоит, это вам не поможет.

– Что ты имеешь в виду? Что должно произойти?

Люсьен заговорщицки улыбнулся. Приблизился к кровати и навис прямо над ней. Мэри Энн показалось, что она уплывает, что тело ее невесомо, что в мире не осталось ничего, кроме его присутствия и этих глаз, которые внимательно за ней наблюдают. Он склонялся все ниже, его губы коснулись ее уха.

– Я люблю вас, мадам. Люблю по той простой причине, что вы были чревом, которое в течение девяти месяцев вынашивало мое потомство. Нет, не надо мне возражать… У вас есть много причин благодарить меня, я бы даже сказал, слишком много… Не обманывайте мое доверие, иначе мне придется отнять у вас то, что вы больше всего любите, и вы познаете такую безумную и беспощадную боль, что предпочтете быть мертвой, нежели живой. Не стоит мною пренебрегать. Не заставляйте меня сделать это. Ваш доктор, ваши сестры… Вам есть что терять. Со временем вы многое поймете.

– Ты мне угрожаешь? – спросила она с ненавистью.

Он прикрыл глаза и улыбнулся.

– Ну что вы. Всего лишь предупреждаю.

Прошло три дня и три ночи, пока в толщах земли, которой будто бы ни разу не касалась ничья рука, лопата Алана не наткнулась на что-то твердое. Три дня кряду Алан и Джим, сменяя друг друга, работали без перерыва до полного изнурения. Сначала образовалась канава, достаточно глубокая, чтобы спрятать труп – а может, и два трупа. Затем канава превратилась в полноценную траншею. Они копали так глубоко, что в конце концов понадобилась железная лестница, чтобы спускаться и подниматься. Иногда они теряли надежду, потому что им ничего не попадалось, хотя в глубине души оба понимали, что следует продолжать начатое.

В продолжение этих трех дней ничего особенного не случалось. По крайней мере в доме сестер Морелли. А вот в городе все было наоборот. Амелия отправилась к Роберту, чтобы пожить у него, и в итоге выяснилось, что новый виток отношений пастора с Дэнни вовсе не главный источник проблем. Каждый день, когда пастор входил в церковь, там уже поджидали шестеро или семеро, а то и больше, прихожан, которым не терпелось немедленно рассказать ему о своих странных снах, ночных кошмарах и видениях, которые их преследовали. Пойнт-Спирит охватила эпидемия ночного безумия. Многие сказывались больными или просто-напросто запирались в домах, отказываясь принимать пищу и выходить наружу, чтобы ехать на работу. Тем же, кого не коснулись странные происшествия, выпало на долю выслушивать жалобы и бредовые идеи членов семьи. На церковных собраниях прихожане утверждали, что кое-кто из соседей блуждает по городу подобно лунатикам. Другие выскакивали с дикими воплями из дома, будто сам дьявол гонится за ними по пятам, а спустя несколько часов их обнаруживали в каком-нибудь удаленном уголке города, причем большинство утверждало, что их преследуют. Клиника доктора Фостера была до отказа набита людьми с нарушениями психики, потерявшими сон от мании преследования или жутких видений. Палаты небольшого больничного корпуса превратились в укрытие для больных и членов их семей. Пришлось закупать кровати, нанимать новый персонал, проводить реорганизацию, чтобы дать прибежище неожиданно большому наплыву страждущих. Как-то раз, выйдя с работы, Алан заметил посреди дороги костлявую и сгорбленную фигуру Тома Колера, плотника. На нем были только трусы-боксеры и халат. Увидев Алана, Том рысью преодолел разделявшее их расстояние и заключил его в объятия.

– Я умею летать, – сообщил он, поднял руки и помахал им в воздухе. – Я улечу от этой зубастой фиговины. Представляете: с зубами, но без крыльев. Крыльев-то у нее нету, ха-ха!

В первый миг Алан подумал, что малый напился в стельку. Однако перед ним был еще один случай лунатизма. Алан проводил Тома Колера до дома, но и по дороге тот пару раз пытался взлететь. Было очевидно, что бедняга спит.

А взять двадцатилетнюю Табби Лу, про которую судачил весь город. Заветным желанием этой девушки было стать моделью и уехать в Нью-Йорк. И вдруг за неделю Табби поправилась ни много ни мало на шесть кило и чуть не рехнулась. Никто толком не знал, в чем причина столь стремительного набора веса у будущей модели, следившей за собой с величайшей тщательностью. И вот как-то ночью мать застукала красотку перед холодильником. Та спала, как сурок, но при этом сметала с полок все, до чего дотягивались руки.

Мэр города Джулиус Моррисон не находил себе места. Как, черт возьми, объяснить эпидемию, которая обрушилась на жителей города? Даже шерифу Ларку не удавалось утихомирить старого дурня, утратившего какие-либо признаки здравого смысла, и оградить его от обуревавших весь город слухов. Через неделю предстоял традиционный праздник начала года, а этого типа куда больше беспокоила прибыль от мероприятия, нежели пара десятков полубезумных горожан, блуждавших ночами по коридорам клиники, вздрагивая от малейшего шороха.

Впрочем, речь шла не о паре десятков жителей. Пострадавших было куда больше. Они-то и беспокоили Алана, потому что отказывались лечиться или хотя бы признать, что с ними что-то происходит. Иной раз, проходя по улицам, чтобы забрать машину и вернуться к Мэри Энн, или заходя в магазин купить что-то из еды, он замечал эти мелкие признаки психического нездоровья: нервный тик, вызванный недостатком сна, темные круги вокруг глаз, тревожность, агорафибию или повышенную раздражительность.