Идеальная для колдуна - Лика Семенова

Но до самых знакомых зарослей встречалась только глина. Амели подошла к колодцу, без страха шагнула на узкую лесенку. Вытянула руку со свечей и спускалась, держать за стену. Теперь она боялась лишь оступиться на влажных камнях. Наконец, она толкнула знакомую дверцу и вошла в темноту. Огонь свечи рассеивал мрак, бросая золотистые отсветы на старые камни и пустые грязные бочки. Амели дошла до другой двери и открыла, жмурясь от света. В наколдованное окно било яркое солнце, отбрасывая яркие отсветы на каменный пол.

Здесь было непривычно пусто. Теперь помещение казалось светлым, просторным. Сердце замерло. Амели загасила свечу, огляделась. Вырвался вздох облегчения, когда она заметила у стены знакомую холстину. Значит, цела… Амели потянула ткань, та соскользнула, обнажая совершенный мрамор. Прекрасное лицо, нежную шею, точеные плечи, изящные руки. Амели попятилась на несколько шагов, желая охватить взглядом всю статую целиком. Левая рука изваяния была приподнята, развернута ладонью к зрителю, будто статуя прикрывала глаза от солнечных лучей или водяных брызг. Правая — касалась кончиками пальцев груди. Того места, где должно биться сердце. Левая нога была немного согнута в колене. Все выглядело так, будто статуя стыдливо прикрывалась от чужого взгляда. Но на лице застыла едва заметная улыбка — уголки губ были слегка приподняты.

В тот раз все было не так. Другая поза, другое выражение лица. Статуя могла шевелиться — Амели знала это наверняка. Очень хотелось, чтобы она ожила. Амели подошла, с опаской тронула каменную руку, не отрывая взгляд от неподвижного лица. Будто надеялась что прикосновение сможет ее оживить. Но чуда не происходило. Статуя оставалась статуей. Амели тронула смелее, потерла, будто уговаривала:

— Пожалуйста. Я знаю, ты можешь.

Ничего не менялось. Амели смотрела в прекрасное лицо статуи, и уже начинало казаться, что в прошлый раз все привиделось. А, может, это был просто морок. Феррандо прекрасно знал, что она спускалась в колодец. Но… Амели прекрасно помнила, что когда она отвернулась, статуя изменила положение рук. Это не привиделось.

Она вновь отошла на несколько шагов, отвернулась и даже зажмурилась на несколько мгновений. Наконец, обернулась, но ничего не произошло. Статуя оставалась статуей, куском полированного мрамора. Амели отвернулась вновь, глядя в окно. За ним по-прежнему виднелась рассыпанная по холму деревня, жаркий летний день. Амели посмотрела на широкий подоконник. В длинном деревянном ящичке стояли маленькие склянки, похожие на аптечные. Она видела их в лаборатории. Видела, как Феррандо забрал одну из-под стеклянного колпака, закрыл крышкой и убрал в шкаф, как необыкновенное сокровище. Он не замечал в тот момент ничего кроме этого куска стекла с колдовским карминовым содержимым.

Амели подошла к окну. Некоторые склянки были откупорены и совершенно пусты. Пробки валялись тут же. Она осторожно подняла ту, которая лежала на подоконнике. Пустая. Лишь на самом донышке едва-едва различались карминовые капли. Кажется, та самая… Амели с опаской понюхала, но, похоже, содержимое не имело запаха. Лишь можно было заметить, внимательно вглядевшись, что в крошечных каплях что-то искрит. Амели вернула склянку на место, вновь посмотрела на статую. Мрамор оставался застывшим мрамором. Что бы это ни было, кажется, у Феррандо ничего не вышло.

В мастерской больше нечего было делать. Амели поднялась в сад, но испытывала какую-то непонятную тоску. Будто никак не могла смириться, что камень стал просто камнем. Хотя, в сущности, что может быть более естественным?

Она вышла к оранжерее, свернула на дорожку и пошла в сторону большого фонтана. Но остановилась, так и не решившись ступить на центральную аллею. Феррандо сидел на бортике фонтана. Совсем так же, как когда-то сидел Нил. Рисовал, глядя куда-то в сторону. Амели какое-то время смотрела из-за деревьев, но развернулась и пошла в дом.

* * *

Муж не напоминал о себе уже много дней, будто его и не было вовсе. Амели начала чувствовать какое-то затаенное разочарование или даже обиду, хоть и не хотела признаваться самой себе. По большому счету кардинально ничего не изменилось. Она пыталась уговорить себя, что все было прекрасно, спокойно, что она ничего не ждала, но это было откровенным враньем. Ждала. Еще как ждала. Каждый день. Но шло время, и слова, брошенные тогда ею Феррандо, казавшиеся такими правильными и значимыми, меркли. Вплоть до того, что Амели стало казаться, что она была слишком резкой. Может, этого он и добивался?

Она целыми днями пропадала в кухне. Это занимало, отвлекало от мыслей. А порой и от слез. Тетка Соремонда будто чувствовала, копошилась у своей плиты и не влезала с расспросами. Лишь поглядывала да вздыхала. Порой качала головой, совсем как сейчас.

Амели не выдержала, с грохотом отбросила скалку, которой старательно раскатывала на столе пласт миндального теста:

— Ну? Что, тетушка?

Соремонда подняла брови:

— Что, милая?

Амели опустилась на табурет, уронила голову на руки:

— Ничего…

Соремонда привычно обтерла руки фартуком, села рядом на лавку. Погладила Амели по спине:

— Ну, что тебя грызет, госпожа?

Навернулись непрошеные слезы. Амели стыдливо отвернулась, смахивая. Да что уж тут! Она повернулась к тетке:

— Не нужна я ему.

Та лишь округлила глаза:

— И с чего ты так решила?

Амели посмотрела на Соремонду, как на дуру:

— Так разве не видно?

Тетка лишь хмыкнула:

— Да что тут увидишь? Что один упрямый, а другой еще упрямее? А ты в голову-то не бери — это в тебе кровь бурлит.

Амели пристально посмотрела на Соремонду поджала губы:

— Кровь бурлит? — Она подняла со стола раскатанный пласт, собрала в комок и со шлепком бросила на стол: — Да здесь даже есть некому!

Тетка пожала плечами:

— Тоже мне, беда…

Орикад появился над столом так внезапно, что обе отшатнулись. Тетка Соремонда даже осенила себя знаком спасения:

— Казар тебя ухвати! Напугал, проклятый!

Демон лишь фыркнул:

— Больно нежная вы, тетенька.

Соремонда в сердцах шлепнула по нему полотенцем, но попала лишь по присыпанной мукой столешнице, подняв белое облако. Демон хихикнул, уставился на Амели:

— Пойдем, мессир зовет.

Амели онемела от неожиданности, но тут же почувствовала, как заклокотало внутри. Очень вовремя! Она уперла кулаки в бока:

— Зовет, говоришь? Так вот пусть сам придет, если так нужна!

Казалось, Орикад опешил. В желтых глазах застыло недоумение, волоски в бровях возмущенно подрагивали:

— Мне так и передать?

Амели решительно кивнула:

— Так и передай.

Демон исчез с привычным шлепком мыльного пузыря, а тетка Соремонда опустилась на лавку и расхохоталась, заливаясь краснотой: