Любовник богини - Елена Арсеньева

Сознание Василия беспомощно металось, и по стран ной прихотипамяти он вдруг вспомнил одну историю, рассказанную в письмах, которыеРеджинальд отправлял ему в Россию. Еще во время войны англичан с раджеютанджорским европейцам попался в плен один из индусов. Раненый, он не позволяллечить себя. Видя, что англичане, благородно доброжелательные к побежденнымкнязьям, готовы употребить для его же пользы насилие, он по видимости покорялсясвоей участи, но едва только оставался один, как срывал повязки со своих ран.Надобно было ни на мгновение не выпускать его из виду, чтобы вылечить. Понимая,что за ним надзирают. он три дня провел совершенно спокойно. На третью ночь егостражи, думая, что пленник заснул, удалились на несколько минут, но сон этотбыл притворный. Едва только они вышли, как танджорец, приподнявшись с постели,схватил лампу и зажег сухие дрова, сложенные в углу комнаты, чтобы спрятать ихот проливных дождей.

Строение из тростника, пламя быстро объяло его…

Офицер-индус успел уже обратиться в кучу пепла и угольев,когда до него добрались. Он предпочел смерть жизни, навсегда оскверненнойприкосновением европейцев.

В этом была логика?!

Василий исподтишка взглянул на индуса, но Нараян, казалось,всецело был занят самочувствием Угры-Бушуева, который чуть слышно бормотал:

— Лихо не лежит тихо — либо катится, либо валится, либо поплечам рассыпается. Ох, охохошеньки! Ну ты посмотри; ни дохнуть, ни глотнуть,ни стать, ни сесть — отовсюду достает!..

Реджинальд стоял рядом, силясь принять самый невозмутимыйвид, но его бульдожий подбородок мелко подрагивал — не то от сочувствия, не тоот растерянности. «А может быть, это он?» — насторожился Василий, но тотчасустыдился того, сколь далеко завела его безысходность. Реджинальд, с которымони стояли спина к спине в Сен-Жюле, с которым когда-то чуть не поубивали другдруга насмерть… да нет, чепуха. Быть не может.

Реджинальд чист сердцем, не способен на хитрость и коварство— а поэтому так слаб перед чужим коварством, доверчив. Впервые он смотрел наиндуса без высокомерного презрения, а как бы с надеждой.

«А, чтоб тебе пусто было! — едва не вскрикнул Василий. — Накого ты надеешься? На этого фокусника?! Он всех нас обвел вокруг пальца… Азачем? Вот именно — зачем?!»

Он оглянулся. Солнце поднялось чуть ли не в зенит, и заколоннадой храма три факира уже заняли свои привычные места. Василием вдруговладела такая ярость, что он едва сдержался, чтобы не броситься и неприкончить этих старых голых дураков.

Вот, Реджинальд, попытайся понять, зачем индусам нужно такоеумерщвление плоти, какое и не снилось самым самоотверженным из христианскихмиссионеров! Гений Востока любит только крайности: исполинское, неограниченное,бесконечное! Европеец всегда имеет в виду цель для своих усилий. Он стремится кполезному, он останавливается в самоистязании, когда победа духа будетдостигнута. А для факиров умерщвление плоти становится настоящей страстью, и,подобно всякой другой страсти, оно может обойтись без цели, без предмета, оноделается родом помешательства, неистового, свирепого — и тем самым недоступногозападному здравому смыслу!.

А если так… если так, надо перестать ломать себе голову надтем, что, зачем и почему делали магараджа и Нараян. Особенно Нараян! Он, конечно,при своей почти дьявольской проницательности понимает, что Василий недолгобудет сидеть вялым кулем, сокрушаясь о Чандре… «Черт побери! Кто дал ему правотак называть мою жену!» — едва не взвился Василий, но невероятным усилием волизаставил себя остаться на месте.

Ничего, еще немного…

Нараян уверен, что постиг логику европейцев, и только иждет, когда его безмозглый приятель Васишта приползет к нему за советом,который Нараян вы даст так легко, словно он только что спорхнул из его мыслейна кончик языка, а ведь на самом деле этот нечеловечески холодный разумвеликолепно осведомлен обо всех коварных хитросплетениях замыслов магараджи.

Как это он сказал… там, возле шатра, предупредив о нападениидушителей? «Тот, кто учинил зло однажды, не раз учинит его снова». Василий подурости решил, что загадочный индус обличает какого-то неведомого злодея, аведь Нараян лицемерно, с утонченной издевкою обличал сам себя, а вернее,дразнил русского дурака. Говорят, как не сразу свертывается молоко, так содеянноезлое дело не сразу приносит плоды. И вот теперь плод созрел — горький,ядовитый, — и вкусил от этого плода Василий как раз в те минуты, когда думал,что среди богов претворил свои желания! И тот, кто знает, когда пробьет часВареньки и час Василия, без зазрения совести…

Ничего, Василий не даст Нараяну окончательно согрешить, иему безразлично, поступит он согласно своей, русской, или восточной логике. Апотому он внезапно вскочил, одним прыжком очутился возле Нараяна — и тот неуспел даже моргнуть, как оказался опрокинутым на землю мощным ударом в челюсть.

— Отвечай, где моя жена? Ведь это ты ее похитил! Но кое очем забыл! — Он сорвал с Нараяна его тюрбан — и меж пальцев Василия обвиласьузкая голубая лента.

Вчера он сам расплел косу Вареньки, вынул из русых волос этуленту… Она так и осталась там, на траве, смятой их телами. Но никто об этомничего не знал, и со стороны все выглядело так, словно Нараян и впрямь, каквсякий индус, спрятал под тюрбан то, что хотел скрыть от других глаз. Ленточку,которая свалилась с головы Вареньки, когда он ее похищал. Нет сомнения, чтоименно тогда!

О, Василий знал, что больше можно ни о чем не тревожиться.Он только надеялся, что ударил Нараяна достаточно сильно и тот какое-то времяпомолчит, не будет распускать свой змеиный язык, не сможет никому заморочитьголову. Ну, и еще он надеялся, что Бушуев и Реджинальд не скоро выпустят индусаиз рук. Бушуеву сейчас только дай виноватого — любого, какого угодно! — аРеджинальд, разумеется, ярчайшим образом проявит национальную черту англичанкричать «караул, режут!» — когда их никто и не думает трогать.

.Он немножко поглядел, как размеренно взлетают в воздухкулачищи Бушуева, как мелькают напряженные мышцы на веснушчатых рукахРеджинальда, — и проскочил меж колоннами храма, с огромным удовольствием увидевтам невесть откуда забредшего слона, который, обхватив пыльный мрамор хоботом,пытался не то вырвать колонну из пола, не то вовсе своротить все этополуразрушенное логовище чертовки Кангалиммы.