За борт! - Клайв Касслер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
РТУТЬ В СТЕКЛЯННОЙ УПАКОВКЕ
ХИМИЧЕСКАЯ КОМПАНИЯ „СУЗАКА“
КИОТО, ЯПОНИЯ
— Как дела? — спросил Мангай.
— К приходу в порт проверю все ящики.
— И сколько позолоченных свинцовых слитков всунули нам русские?
— Нисколько, — ответил Хон, качая головой. — Счет сходится, и пока все проверенные слитки золотые.
— Странно, что все так гладко. Груз прибыл точно в назначенный час. Их грузчики доставили его на борт без всяких инцидентов. А мы смогли уйти без обычных бюрократических препон. Никогда в наших прежних делах в советских портах не было такой эффективности.
— Возможно, мадам Бугенвиль обладает большим влиянием на Кремль.
— Может быть, — скептически согласился Мангай. Он с любопытством поглядел на груды сверкающего металла. — Интересно, что стоит за этой транзакцией?
— Я бы не стал спрашивать, — ответил Хон, старательно оборачивая слиток в упаковочный материал и укладывая его обратно в ящик.
Прежде чем Мангай смог ответить, из динамика послышался голос:
— Капитан, вы здесь?
Капитан подошел к двери и открыл ее. За ней стоял радист.
— Да, в чем дело?
— Я подумал, вам следует знать, капитан: кто-то глушит нашу связь.
— Вы уверены?
— Да, сэр, — ответил молодой офицер. — Я засек его. Источник помех менее чем в трех милях с правого борта.
Мангай попрощался с Хоном и торопливо пошел на мостик.
Первый помощник Чао спокойно сидел в высоком вращающемся кресле и изучал данные на компьютерной панели.
— Есть какие-нибудь контакты, мистер Чао? — спросил Мангай.
Если Чао удивился внезапному возвращению капитана, то ничем этого не выдал.
— Ничего визуально и ничего на радаре, сэр.
— Наша глубина?
Чао посмотрел на шкалу глубомера.
— Пятьдесят метров, или сто шестьдесят футов.
Ужасная истина, как удар молота, обрушилась на капитана Мангая. Он наклонился над картой и отметил курс корабля. Их киль как раз проходил над отмелью Цонстона, одного из многих участков в Эгейском море, где морское дно поднимается на сто футов к поверхности. Достаточно глубоко для благополучного прохода судна, но в то же время достаточно мелко, чтобы поднять его со дна.
— Повернуть на глубокую воду! — закричал он.
Чао удивленно посмотрел на капитана.
Мангай раскрыл рот, чтобы повторить приказ, но слова застыли у него на языке. В этот миг две торпеды со звуковым наведением проникли в машинное отделение фрейтера и взорвались, вызвав опустошение.
В дне корабля появились зияющие отверстия, и в них хлынуло море. „Венеция“ содрогнулась в предсмертной муке.
Ей потребовалось всего восемь минут, чтобы погибнуть; судно кормой вперед ушло под равнодушные волны и исчезло навсегда.
Едва „Венеция“ затонула, как рядом всплыла подводная лодка и принялась освещать прожектором плавучие обломки крушения. Несколько уцелевших, цеплявшихся за эти обломки, были хладнокровно расстреляны из пулемета, и их изуродованные тела тоже ушли на дно. От субмарины в свете прожекторов отошли шлюпки.
Они обыскивали море несколько часов; убрав все следы крушения, шлюпки вернулись на борт.
Прожектор погас, и подводная лодка погрузилась во тьму.
В своем кабинете в Белом доме президент сидел во главе стола для совещаний, овального, из красного дерева. Кроме него, за столом собрались одиннадцать человек. Президент с улыбкой смотрел на серьезные лица присутствующих.
— Я знаю, господа, всех интересует, где я провел последние десять дней и каков статус вице-президента Марголина, Ала Морана и Маркуса Ларимера. Позвольте вас успокоить. Наше временное отсутствие — моя идея.
— Только ваша? — спросил Дуглас Оутс.
— Не совсем. Участвовал также президент Советского Союза Антонов.
Несколько мгновений главные советники президента смотрели на него удивленно, с ошеломлением.
— Вы провели тайную встречу с Антоновым без ведома кого-либо из собравшихся в этой комнате? — спросил Оутс. Лицо его побледнело от отчаяния.
— Да, — ответил президент. — Личная встреча, без вмешательства извне, без предубеждения, без международной прессы, которая будет обсуждать каждое слово, без политических ограничений. — Он помолчал и обвел взглядом сидящих перед ним. — Необычные переговоры, но, думаю, избиратели примут их, когда узнают о результатах.
— Расскажете, где и каким образом проходили переговоры, господин президент? — спросил Дэн Фосетт.
— После смены яхт мы пересели в гражданский вертолет и улетели в маленький аэропорт в пригороде Балтимора. Там мы пересели в самолет, принадлежащий моему старому другу, пересекли Атлантический океан и сели на заброшенной посадочной полосе на восточном краю пустыни Атар, в Мавритании. Там нас ждали Антонов и его люди.
— Мне казалось… сообщали, — неуверенно сказал Джесс Симмонс, — что Антонов на прошлой неделе был в Париже.
— Георгий провел короткие переговоры с президентом Л’Эстранжем в Париже, прежде чем прилететь в Атар. — Он повернул голову и посмотрел на Фосетта. — Кстати, Дэн, маскарад был великолепный.
— Нас едва не поймали.
— Поначалу я буду отрицать использование двойника как явную нелепицу. Со временем, когда я буду готов, я все объясню прессе.
Сэм Эммет оперся локтями на стол и подался к президенту.
— Сэр, вам сообщили, что „Орел“ затоплен со всем экипажем?
Президент несколько отсутствующим взглядом удивленно смотрел на него. Потом его взгляд сфокусировался, и он сказал:
— Нет, я этого не знал. Я хочу получить полный отчет, Сэм, как можно быстрей.
Эммет кивнул.
— Он будет у вас на столе раньше, чем мы разойдемся.
Оутс пытался справиться с эмоциями. То, что встреча на высшем уровне, имеющая серьезные последствия для международной политики страны, прошла без ведома государственного департамента, просто немыслимо. Никто ничего подобного не помнит.
— Думаю, все здесь хотят знать, что вы обсуждали с Георгием Антоновым, — сдержанно сказал он.
— Очень продуктивный обмен уступками, — ответил президент. — Главным пунктом повестки было разоружение. Мы с Антоновым обсудили все аспекты и договорились прекратить производство ракет и начать разоружение. Выработана сложная формула, которая в простом изложении означает следующее: на каждую уничтоженную русскую ракету будет приходиться одна наша; инспекторы на местах будут контролировать все операции.