Грехи девственницы - Анна Рэндол

Подбородок Мадлен вздернулся еще выше, но в голосе сквозило смирение.

— Все в порядке, Клейтон. Я не настолько добродетельна, чтобы меня защищать.

Мадлен направилась в комнату, в которую переселилась после пожара. В ее вычурном убранстве преобладали персиковые и белые тона, и подходила она Мадлен не больше мрачной спальни бывшего хозяина дома. Ей необходима была комната с видом на улицу. Только тогда она смогла бы расслабиться. Удобное кресло рядом с камином… Гейбриел представил ее в своей собственной спальне. Черт, теперь ему будет еще сложнее заснуть в ней.

Мадлен потянула за ворот платья.

— Что ты хочешь?

Платье было настолько ей велико, что без труда соскользнуло с плеч. В глазах Мадлен горел вызов. Она хотела, чтобы Гейбриел был шокирован, или того хуже — остался равнодушен.

Но Гейбриел предпочел откровенность. Он одобрительно осмотрел фигуру Мадлен, прежде чем перевести взгляд на ее лицо.

— Айнхерн негодяй.

Мадлен намеренно соблазнительно покачивала бедрами, когда подошла к фарфоровому тазу и принялась стирать с лица помаду и румяна.

— Но весьма правдивый. Ничего не утаил.

Гейбриел всегда принимал бросаемый ему вызов, но на сей раз ему не хотелось отвечать.

— Я не стану судить о тебе на основании его слов. Мадлен, грустно улыбнувшись, направилась в гардеробную.

— Почему? Глупо игнорировать факты. — Она вернулась, неся в руках платье цвета шалфея.

— Я не игнорирую факты. Просто оцениваю их по достоинству.

— Хочешь, расскажу сколько было таких же, как Айнхерн? Скольких я соблазнила? Скольким позволяла целовать и ласкать себя?

— Я бы предпочел этого не знать. — Гнев пульсировал в висках Гейбриела при мысли о том, что Мадлен пришлось перенести, но он старался держать себя в руках. — Но если ты пожелаешь выговориться, я тебя выслушаю. Твой рассказ не изменит моего мнения о тебе.

Мадлен взглянула на Гейбриела со смесью страха и жалости, а потом отвернулась и принялась надевать платье.

— Скольких солдат ты спасла, разоблачив Айнхерна? — спросил он, заходя сзади, чтобы застегнуть пуговицы платья.

Мадлен молчала, еле заметно дрожа.

— Ты казнишь себя за все те отвратительные вещи, что тебе пришлось делать. Но вспомни, сколько людей обязаны тебе жизнью.

— Жизнь — это не весы, Гейбриел. — В голосе Мадлен больше не звенел вызов. — Добрые дела не сбрасывают со счетов плохие.

Гейбриел медленно развернул Мадлен лицом к себе.

— Ты делала то, что было необходимо.

— Но ведь я осознавала последствия.

— Мне кажется, ты просто прячешься от правды.

Мадлен сделала шаг назад.

— Довольно! Тебе может не нравиться, кто я такая, но утверждать, что я та, кем никогда не была, тоже нелепо. Какой в этом смысл?

— Я все-таки не понимаю, зачем позволять прошлому характеризовать тебя с плохой стороны и прятаться от правды.

На этот раз в душе Мадлен вспыхнул гнев.

— Ну и от чего же я прячусь с помощью своего аукциона?

— Ты боишься обнаружить, что являешься вовсе не безнравственной проституткой, коей привыкла сама себя считать. Ты отказываешься дать себе шанс понять, кто же ты на самом деле.

Мадлен подбоченилась, и ее лицо залил румянец.

— Я знаю себя на протяжении двадцати четырех лет.

А как долго знаешь меня ты? Немногим больше недели.

— И мне этого хватило, чтобы понять, что ты лучше, чем о себе думаешь.

— Лучше чем кто? Чем та, что пытается заработать себе состояние? Или пытается устроить свою жизнь, чтобы ни в чем не нуждаться? Что ты предлагаешь мне взамен? Выйти замуж? Отдать себя человеку, который вскоре променяет меня на более симпатичное личико?

— Не все мужчины такие.

Если бы он женился на Мадлен — а Гейбриел больше не отрицал такой возможности, — у него ни за что не возникло бы соблазна посмотреть на другую женщину Дьявол. Он еще не был на ней женат, а уже боялся, что другая женщина не сможет его заинтересовать. Да и как ему устроить свою жизнь с другой, если он уже встретил женщину, во многом совершенную?

— В таком случае мне остается лишь поздравить твою будущую жену.

— А почему ты никогда не хотела выйти замуж? — Внезапно Гейбриелу показалось, что для него нет ничего более важного, чем ответ Мадлен.

— В твоей жизни когда-нибудь было, чтобы ты что-то съел и болел после этого так сильно, что больше не мог смотреть на еду? — Мадлен прерывисто вздохнула. — Мой отец был нищим актером, и что еще хуже — игроком. Когда ему стало совсем нечем оплачивать долги, он продал мою мать. Заставлял ее заниматься проституцией, чтобы у него появились деньги. Сказал, что иначе кредиторы его убьют. Когда он нас бросил, ей не оставалось ничего другого как продолжать зарабатывать деньги привычным способом. Скажи, почему я должна желать оказаться в такой же ситуации.

Лицо Мадлен оставалось спокойным, но в глазах читался ужас. Гейбриел знал, что она не примет его объятии, но вместе с тем она так нуждалась в утешении. Гейбриел крепко обнял Мадлен.

Она была так напряжена, словно проглотила металлический прут, и вместе с тем ее тело сотрясала дрожь.

— Я часто задумывалась, почему мать согласилась пойти на такое в первый раз. Оставались ли в ее душе чувства к моему отцу, или она только хотела защитить меня?

Гейбриел принялся нежно поглаживать Мадлен по спине.

Он ждал, что она так и останется напряженной, пока не возьмет себя в руки, а потом оттолкнет его от себя. Но когда она прильнула к его груди, обмякнув так, словно не могла больше держаться на ногах, он дал себе волю и обнял ее еще крепче.

— Она пожертвовала всем, чтобы я не стала такой же, как она. — Мадлен фыркнула, но звук больше напомнил сдавленные рыдания. — После того что она сделала, я не смогла отважиться даже на такой простой шаг.

— Думаешь, она хотела, чтобы ты окончила свою жизнь на виселице?

— Я…

— Возможно, твоя жизнь не совсем похожа на ту, которую пожелала бы тебе мать, но она наверняка тебя бы поняла.

— Ты продолжаешь стоять на своем? — Мадлен посмотрела на Гейбриела, и в ее глазах отразилась мука. — Мы оба не желаем, чтобы из наших отношений что-то получилось. Ведь это путь в никуда.

Она продолжала ему напоминать. И все же с каждой минутой, проведенной в обществе Мадлен, решимость Гейбриела оставить ее медленно угасала. Он чувствовал себя так, словно сходит с ума. Только это было очень приятное сумасшествие.

— Ничего не надо менять в наших отношениях, — прошептала Мадлен.

— Не могу.