Тени Шаттенбурга - Денис Луженский

Когда вернется, одну из фляг сразу опустошит в котел. Наутро они разведут огонь и сварят похлебку из сушеного гороха.

Шаги. В проходе, ведущем ко Второму чертогу, мелькает свет факела. Кто-то из верных направляется в сторону караульных, и Кнут уже может разглядеть рослую фигуру. Человек идет быстро, полы длинной черной сутаны скользят по камням. Эйнар? Вильям? Под опущенным клобуком лица не разглядеть.

– Эй! – зовет верный, остановившись за десяток шагов от затаившихся в глубокой нише сторожей.

Брат Вильям. И в голосе его звучит приказ. Значит ли это… Да! А что же еще! Неделя на исходе, и значит – самое время!

– Встречайте, – бросает Вильям.

Кнут вскакивает, едва сдерживая нетерпение, и напарник сердито сопит из темного, погруженного в густые тени угла. Плевать! Не его черед идти! Тьма с ним, пусть потом за водой тащится, а сейчас Кнут своего права не уступит. Первым глянет, первым коснется…

– Скольких… встретить-то? – Он облизывает пересохшие губы.

– Троих.

– А это…

Но верный уже удаляется во мрак, вытянув перед собою чадящий, плюющийся искрами факел. Без толку спрашивать – не ответит.

«Да кто ж еще мог явиться?! – злится Кнут на себя. – Ясно же – его привели!»

Он поспешно сует за пояс топорик, выбирает из охапки факелов два – потолще да посмолистее.

– Иди уже, чего возишься, – простуженно сипит напарник.

Кнут только хмыкает – пусть ворчит, образина, ему во Второй чертог даже во сне не попасть. Если только… Он косится на темную груду, замершую при входе в туннель. Етун не шевелится и даже как будто не дышит. Но уж это – едва ли, не стоит и надеяться.

Запалив факел, Кнут быстро проходит мимо недвижного чудища. От етуна пахнет болотом и явственно веет угрозой. Ох и жуткая же тварь! Морозом по коже продирает, хоть и знаешь: этот – из обученных, послушный, без приказа шагу не ступит. Ну да новообращенного бы на стражу и не поставили, еще держали бы в яме, усмиряли.

Больше, чем жуткого стража, Кнут боится грядущего изменения. Кем он станет, когда откроется перед ним Багровая Дверь? Что ждет за ее порогом? Возвышение? Гибель? Или то, что хуже смерти? Стать беспамятной мерзкой тварью, живым истуканом, обреченным вечно повиноваться приказам верных… Одна мысль о подобной участи пугает до дрожи в коленях. Сбежать бы! Выбраться из пещерной паутины и сделать ноги.

Кнут не побежит. Хоть и не был он никогда большим храбрецом, но знает: никуда уж не денется ни от Двери, ни от изменения. И вовсе не из страха быть пойманным. Коли прямо теперь выйдет наверх и уйдет через лес к перевалу – хватятся его только к утру, а там, глядишь, и не догонят уже. Вот только… поздно для бегства. От себя в горы не уйдешь, не забудешь о том, каково это – пусть незримо, но быть на Ритуале; всем телом, каждой частичкой грешной своей плоти слышать беззвучный крик и чувствовать, как за два Чертога от тебя бьется огромное сердце Бога. Хоть мизинцем, а дотянуться до небес – разве такое забудешь, вырвешь из собственной души?!

– Я не умру! – жарко шепчет Кнут, карабкаясь по сырым камням к черной, будто зрачок демона, щели тесного лаза. – И етуном – не обернусь! Останусь верным! А после… после… возвышусь!

Скоро он увидит его. И коснется. И почует едва скрытый, рвущийся из-под кожи ужас. И быть может, даже ощутит отзвук того неслыханного блаженства, что наполнит Чертоги во время грядущего Ритуала.

Уже совсем скоро – всего несколько дней.

Да придет агнец.

Да очистится он через боль, страх и черное пламя.

Да станет он Великим, когда поглотит его Великое.

И через жертвенное его страдание возвысятся те, кто верен…

Амен!

Кристиан очнулся, когда Микаэль заносил его в узкие двери «Кабанчика». Мышцы юноши напряглись, он вздрогнул и приоткрыл глаза, с посеревших губ сорвался слабый стон.

– Держись, дружок, мы пришли.

Но тело послушника уже обмякло, сознание его вновь погрузилось в омут беспамятства. Глухо выругавшись, Микаэль поспешил по скверно освещенному коридору постоялого двора. И едва не столкнулся с шагнувшим навстречу человеком.

– Что с ним?

Телохранитель едва сдержал готовое вырваться проклятие – для богохульной брани было нелучшее время.

– Я вас искал, – произнес отец Иоахим, подходя ближе, его пухлая рука вкрадчиво мягким движением легла на лоб Кристиана. Инквизитор вгляделся в бледные черты юноши, и недовольство на его лице быстро сменилось озабоченностью.

– Это был Ворг, мессир. Девенпорт… Положить бы мальчика?

– Да, надо положить. Неси ко мне.

Удивленный приказом, Микаэль чуть было не возразил, но вовремя прикусил язык: святой отец прав – в его покоях паренька не потревожат люди барона, да и говорить там можно без помех.

Кровать инквизитора оказалась столь же аскетически жесткой, как и топчаны в общей комнате. Осторожно уложив свою ношу на хозяйскую постель, Микаэль укрыл юношу одеялом.

– Второе набрось, он холодный, как рыба, – отец Иоахим сумрачно наблюдал за хлопотами нюрнбержца, потом приказал: – Рассказывай.

Он рассказал – все как было… ну почти все. Изумляясь себе, ни слова не обронил про голубоватый блеск, помнившийся ему на кинжале Кристиана.

– Пес фон Ройца… – процедил сквозь зубы священник, деревенея скулами. – А мой писарь, стало быть, подходящая наживка на крючке? Это заблуждение обойдется фрайхерру недешево, клянусь кровью Христовой.

– Может, и не барона нужно винить. Мне показалось, Девенпорт сам охоту затеял, без ведома господина.

– Сам? – Инквизитор прищурился с угрозой, но тут же лицо его сделалось задумчивым. – Этот мог и сам. Мерзавец своеволен. Впрочем, скоро я узнаю… Да, узнаю наверняка.

Повернувшись, он порывисто проковылял к двери и уже на пороге бросил через плечо:

– Оставайся, присмотри за мальчиком. Если придет лекарь – впусти, прочим до моего возвращения здесь делать нечего.

Подпускать к Крису кого бы то ни было, кроме эскулапа, Микаэль и не собирался. Когда инквизитор ушел, он посидел немного возле юноши, прислушиваясь к слабому его дыханию. Что же с парнишкой стряслось? Он готов был поклясться: тварь до Кристиана и когтем не дотянулась. С перепугу чувств лишился? Непохоже… Он коснулся рукою лба лежащего, ощутил под пальцами холодную испарину и нахмурился. Что за порчу навел мерзкий оборотень?

Тут в голову пришла дельная мысль: кликнуть кого-нибудь из слуг, послать на кухню за горячей водой и парой крепких бурдюков. Конечно, чтобы согреть парня, есть способ и понадежнее – попросить ту румяную Хелену… Нет, вряд ли отец Иоахим обрадуется, увидев ее на своей постели рядом с Крисом.