Тени Шаттенбурга - Денис Луженский

Получилось грубо, но темноволосый не обиделся.

– Верно, не мое. Только не потому ли у тебя нос опух, что ты еду клянчишь?

– И вовсе я не клянчу, – Пауль фыркнул. – А кабы и клянчил – подумаешь, большое дело. Коли нужно, так я и купить могу, вот!

Не сдержавшись, он продемонстрировал темноволосому серебряную монету.

– Богато живешь, – неподдельно удивился тот. – А родители-то знают, что ты тут серебром отсвечиваешь?

– Пауль!

«Вот черт! Принесло ее!»

Мальчишка мгновенно спрятал монету в кулаке, но появившаяся откуда ни возьмись Хелена схватила его за руку. После недолгой борьбы она разжала детские пальцы и удивленно взглянула на серебряк.

– Откуда это у тебя? Стянул?!

– Нет! – замотал головой мальчишка. – Ты что!

– Откуда тогда?

– Я ее… нашел.

– Не ври, братик, а то, видит Бог, выдеру! Ты знаешь, я свое слово держу!

Пауль завел левую руку с растопыренной пятерней за спину, словно прикрывая седалище, – он и впрямь всего несколько дней назад крепко получил от сестры на орехи.

– Так откуда?

– Дядька дал, – и мальчик рассказал, как Девенпорт предложил ему целый серебряный даллер за то, что он подойдет к Кристиану и скажет, будто того зовут дети из «гнезда» отца Теодора. Вздохнув, добавил, что и «сливу» ему тоже сделал «дядька».

– Что?! – ахнула Хелена. – Кристиан?! Но зачем…

– Погоди, – темноволосый, внимательно слушавший сбивчивый рассказ, подобрался. – Когда это было?

– Да вот только что, – глядя в пол, ответил Пауль. – Я сюда, а он – на улицу.

– Понятно, – чуть слышно сказал мужчина. – Сидите здесь, не выходите никуда.

Он рванулся к лестнице, и паренек обомлел: никогда ему не доводилось видеть, чтобы взрослый человек двигался столь стремительно. Казалось бы, только что сидел на табурете, но уже хлопает дверь наверху, гремят шаги по ступеням – и вот темноволосый в тяжелой куртке воловьей кожи стоит у выхода из трактира. А в руке – перевязь с мечом.

– Я тоже пойду! – Хелена бросилась следом.

– Еще не хватало. Сиди здесь!

– Все равно пойду – хоть следом, хоть как!

Человек инквизитора всмотрелся в лицо девушки, и той стало жарко от внимательного, испытующего взгляда.

– А ведь и впрямь пойдешь. Ох, дуреха, до тебя ли сейчас… Хорошо, только не отставай, быстро пойдем.

* * *

Преследуя Девенпорта, Микаэль вовсе не желал, чтобы наемник его заметил. Во всяком случае, до поры. А сделать это было непросто: чутьем француз обладал воистину волчьим. Еще и девчонка сложностей добавила, в одиночку управился бы легче. Хорошо хоть собак в Шаттенбурге мало: не хватало еще, чтобы из каждой подворотни вслед брехал цепной кобель, выдавая преследователей с потрохами.

Микаэль выбирал путь так, чтобы двигаться в тени. Впрочем, темнота сейчас – нелучший союзник, много скверного уже случилось в городе под покровом тьмы.

– А зачем он это затеял? – негромко спросила девушка, подразумевая, конечно же, Девенпорта.

– Это я и хочу узнать. Ты поменьше болтай. Чем тише, тем лучше.

– Хорошо.

Но воин сам нарушил свое же требование:

– Малец этот с серебряком – брат твой?

– Пауль? Да. Родители умерли пять лет тому как. Я ему и за отца, и за маму. Хорошо Хорны в работницы взяли…

Да, для совсем юной девчонки и ее маленького брата это и впрямь было спасением: крыша над головой, верный кусок хлеба – не каждому из сирот так везет. Ох, о том ли ты думаешь сейчас, Микаэль?!

– Тихо! – прошипел он, и девушка тут же умолкла. – Держись за мной и чтоб ни звука!

В полусотне шагов впереди, у поворота, он заметил пригнувшегося человека. А вот и Девенпорт! Двигаясь плавно и беззвучно, наемник скользнул за угол дома. И так же беззвучно метнулся вдоль улицы Микаэль. Меч он пока из ножен не достал, но левая рука сжимала боевой нож. Подбежал, осторожно выглянул из-за угла – и увиденное отпечаталось в его глазах, будто все застыло на миг при вспышке молнии…

В двух десятках шагов впереди замер, вскинув руку, Кристиан, а прямо к нему, будто сорвавшийся в галоп конь, мчался Девенпорт – из-под подошв сапог взлетали камушки; в опущенной, чуть отведенной вправо руке серебряной полосой блестел хищно изогнутый скимитар: из такого положения наемник мог нанести страшный удар снизу вверх, от которого сумеет защититься не всякий мечник.

На долю мгновения Микаэль решил, что француз обезумел и собирается убить паренька, но тут увидел, как с крыши на послушника падает распяленная тень – сгусток мрака, более темный, чем вечернее небо над городом.

Позади вскрикнула Хелена, и этот крик словно рассек до предела натянутую струну, отпуская с привязи замершее время. Одновременно лопнула веревка, продетая в проушины ножен, разлетелась восковая печать, и воздух застонал, рассекаемый вылетевшим из ножен мечом. А Микаэль уже рвался вперед, буквально проламываясь сквозь упругий воздух, сквозь неподатливые мгновения.

Он уже понял, что задумал Оливье, – и не мог не восхититься сумасшедшей, безумной смелостью его замысла. Да, потом наемник ответит за сделанное, но сейчас… сейчас в схватке с тварью, выпившей жизнь из старого священника и северянина по прозвищу Джок, еще один клинок не окажется лишним.

* * *

До «гнезда» оставалось совсем немного. Вот сейчас свернуть за угол, потом по прямой фуссов[76]триста, там снова поворот направо – и прямиком до пустыря.

Замер он вдруг: только скрипнули камушки под подошвами веревочных сандалий. Дальше идти не хотелось. Словно ледяная когтистая лапа сдавила сердце, и оно пропустило такт, дыхание перехватило.

Впереди было нечто злое. Такое, от чего… нужно… держаться… подальше!

Кристиан отступил на шаг, потом еще на один…

Но ведь там дети! Они позвали, значит, нужна помощь!

«Там зло! – увещевал внутренний голос. – Ты хочешь погибнуть?!»

Ответить на этот вопрос Кристиан не успел – с крыши ближайшего дома прянула угольно-черная тень, а в следующий миг перед ним выросло создание, словно явившееся больному лихорадкой в мучительном, не приносящем отдыха кошмаре.

Угловатое тело с нечеловеческими, скорее обезьяньими пропорциями, в то же время наводящее на мысли о насекомом: бугры мышц под матово-черной кожей; грудь прикрыта выпуклыми роговыми пластинами, блестящими, будто надкрылья хруща; непропорционально длинные руки оканчиваются ладонями с шестью цепкими когтистыми пальцами; трехсуставчатые ноги. Странно: очертания чудовища будто размывались, взгляд соскальзывал с него, как капля воды с жирной сковородки. А вот лицо… Черная кожа твари от середины вытянутой шеи переходила в белую – будто бы человеческую, но лишенную крови и подернутую мертвецкой просинью. И лицо менялось! Юноша застонал, словно от боли.