Тени Шаттенбурга - Денис Луженский

Губы француза скривились в улыбке, но глаза были полны холодной ярости. Кристиан моргнул, будто под веко попала соринка. Ему вдруг показалось, что он видит вокруг Девенпорта… стенки тончайшего пузыря – тонкого, несравнимо тоньше того, что отделяет от белка яичный желток. И так же, как пузырь внутри яйца, этот был полон желтизны, – но не солнечной яркости желтка, а мутной жижи гнойного нарыва. Казалось, стоит капитану неловко повернуться, как его острый локоть прорвет невидимую пленку, и из пузыря хлынет это зловонное липкое…

Только что съеденная каша кислым комком подкатила к горлу, юноша едва сдержал рвоту. Ухватив кружку с молоком, он сделал несколько судорожных глотков.

– Подумай об этом, парень, – выдохнул Оливье. Потом оттолкнул опустевшую кружку, поднялся из-за стола и тяжелыми шагами покинул кабак.

Он скользил по крышам домов, почти неразличимый в опускающемся на город сумраке. Поначалу при солнечном свете ему делалось дурно, изводила тянущая боль, а кожу словно окатывало кипятком, едва на нее попадал полуденный луч. Потом стало легче, он привык, приспособился, изменился. И сделался сильнее. Впрочем, ночь для него по-прежнему была предпочтительнее дня. Ночью все иначе.

Мягкие прыжки переносили тело с крыши на крышу, утолщившимися пальцами ног Ворг ощущал то занозистое касание серой от непогоды дранки, то покалывание сухих стеблей, выбивающихся из плотно уложенных связок соломы, то прохладу шероховатой черепицы. Иная крыша чуть проседала, иная отзывалась лишь скрипом и едва слышным шорохом сыплющегося мелкого мусора – даже двигающееся беззвучно тело отнюдь не было невесомым. Иногда внутри дома вспыхивала тревога, и он видел, что люди внизу, под крышами, боятся. Стоило ему захотеть, и его взор пронизывал толстые прочные стены, сложенные из камня и бревен, словно туманные серые завесы, – и Ворг наблюдал, как сыть старается укрыться, напуганная, слышал судорожное дыхание и заполошное биение сердец.

Они тоже чувствовали его – охотника. Конечно же, не так ясно, как ощущал их он, но – чувствовали. И боялись.

Осязать их ужас – это сладостно, восхитительно, почти так же хорошо, как вкушать, впитывать, поглощать… Впрочем, сейчас Ворг был сыт – выпитый недавно человек утолил голод. На какое-то время – утолил. Люди слабы, охотиться на них просто, но у легкой добычи и ценность невелика. Желания человеческие жалки, стремления убоги, впечатления блеклы. Да, все, что они имеют, неплохо утоляет жажду и вливает в растущее изменчивое тело драгоценные ручейки силы, но не приносит истинного удовольствия.

Новый прыжок бросил его через улицу – прямо над головами спешащих куда-то человечков. Зря, зря, могли ведь заметить. Да, они слабые, немощные, но нельзя делаться слишком беспечным, терять осторожность. Вчера, опьянев от безнаказанности, он привлек к себе слишком много внимания и потом, забавляясь видом собравшейся на площади толпы, вдруг почувствовал… Что это было? Зябкое, щекочущее ощущение – словно кто-то ищет, высматривает заимствованный лик среди многих настоящих лиц. Искали не просто убийцу – искали его! И тот, кто это делал, был опасен. Даже для него – опасен!

Сегодняшнюю охоту Ворг из предосторожности провел за чертой городских стен. Выследил крестьянина, шедшего из леса с мешком, полным грибов, и вернулся в пределы города уже под его личиной. Простой землепашец с самыми заурядными мыслями и желаниями – всего лишь пища: сытная, но быстро приедающаяся. Страх человечка уже не возбуждал того аппетита, как в первый раз, когда он напился им вдосталь. Куда больше лакомой сладости, чем в этом еще молодом и полном жизни мужчине, было в тщедушной женщине по имени Тереза: ее безнадежным отчаянием Ворг насладился как какой-нибудь местный гурман – дорогим выдержанным вином. Но именно тогда, поддавшись соблазну, он и открылся, взбудоражил слишком много сыти и заставил кого-то неведомого начать поиск…

Вчера поднявшаяся на площади суматоха позволила ему укрыться от ищущих глаз, но она же помешала понять, кому принадлежал тот пристальный взор. Едва ли человеку, едва ли! Что, если это был… Идущий? Что, если след, приведший с лесной полянки к воротам города, вовсе не оборвался здесь навсегда? Такой заметный в лесу, он начал истаивать уже на проселке: его нарушили, испортили прошедшие там люди. А в городе, до краев наполненном эманациями сыти, след и вовсе затерялся.

Но, быть может, Идущий все еще не ушел? О, если он не ушел!.. Захлестнувшее стремление снедало сильнее жажды, изводило больше, чем солнечный свет в безоблачный полдень! Одна лишь мысль о возможности выпить Идущего заставляла быстрее бежать вперед, прыгать по крышам, таиться в тенях. Искать!

Иногда Воргу казалось, что он ощущает свою цель где-то неподалеку: нет, никакой ясно видимой стежки следа, лишь редкая вспышка на грани восприятия – загорится светлячком ярко-синяя искра и тут же исчезает, словно подразнив.

Идущий – не чета жалким людишкам. В одном лишь эхе его присутствия – жар других солнц; отблески иных небес; грохот волн неведомых морей и вой ветров, мчащихся в невообразимых высях; высота и немыслимая тяжесть гор, равных которым не видел никто из людишек; терпкость иных языков, острота чужих обычаев; сладость любви и сечи, что одинаковы под любым солнцем и любыми небесами. Если вытропить Идущего, можно будет пировать долго и вкусно. И получить столько, сколько не даст ему целый город, полный человечков. И – о да, непременно – стать сильнее!

Он задержался, прижавшись к печной трубе так, что даже самый острый взгляд не мог бы его отыскать. Мало выследить Идущего, нужно еще и справиться с ним. Нет сомнений – это опасный противник! Да, охотнику по силам любой из местных двуногих, и даже против пятерых он выйти не побоится… Впрочем, не против любых пятерых. Вспомнился высокий человек со светлыми волосами и длинным стальным кинжалом – интересный был противник, Ворг многому научился, играя с ним. Светловолосый оказался на диво силен и, уже умирая, упрямо размахивал своей заточенной железкой, старался хотя бы зацепить ею врага. А он, уворачиваясь от несмертельных, но болезненных уколов холодной стали, все пил и пил чужую жизнь – медленно, со вкусом. Разум воина был темноват – словно освещаемая свечой убогая хижина, но сколь мощно полыхали чувства: гнев, ярость, ненависть!

Поневоле вспомнилась и самая сладкая добыча того вечера – старик. Воспоминания, что тот лелеял всю долгую жизнь, последние мысли о каких-то детях и… Ну конечно, самое важное! Юноша, о котором старик старался не думать, образ которого до последнего мгновения скрывал, прятал в самых дальних закоулках своей памяти. Эти двое не были родней, знали друг друга едва пару дней. Почему же старый жрец, уже пребывая на пороге смерти, так старался защитить от охотника именно его – почти незнакомого человека?

А потом Ворг и сам увидел того юношу – во дворе, когда выскочил из дома. Он смотрел на него всего лишь миг. Блеск сути – темная зелень с едва заметным голубым отливом – и впрямь показался ему необычным, но стоит ли эта добыча того, чтобы начать на нее охоту? Слишком слаб, чтобы быть интересным противником, слишком молод, чтобы оказаться достойным лакомством. Вот только зелень с голубым… Любопытно, любопытно! Но, может, не отвлекаться на случайную цель, сосредоточиться на поиске Идущего? Выследить, узнать, а затем – поглотить, впитать, усвоить! Получить всю его силу!