Ночной паром в Танжер - Кевин Барри
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Так все и бывает, сказала она. Тебе даже не придется ехать в Танжер.
Они снова вышли и сели в машину. Она выбрала другой маршрут и свернула на немощеную улицу.
Посмотрим кое-что еще, сказала она.
Она привезла его в другую недоделанную квартиру. Стоило ей отпереть дверь, как он почувствовал вонь человеческих отходов. К хромовой ножке кухонной стойки был прикован мужчина в одних желтых виниловых футбольных шортах – еще у него были кляп и повязка на глазах. Никакой мебели; неоштукатуренные стены. Человек глухо застонал и перевернулся, показывая заткнутый рот. Он был весь мокрый от боли. На бедре расползся длинный темный синяк.
Окей, сказала она, и они ушли.
Вернулись в машину, и она улыбнулась.
Иногда бывает вот так, сказала она.
А, да, сказал Морис.
Она медленно покачала головой – ее сожаление казалось нежным, девчачьим.
Он француз, сказала она. Они все мудаки.
Так уж говорят, ответил Морис.
⁂
Она отвезла его в бар в горах – безлюдный, не считая владельца. Тот был тощим мрачным человеком, пожилым. Вид у него был такой, будто все вышло так, как он и говорил. Католик, другими словами, и увлеченный дамой-экстрасенсом, которая говорила глубоким хрипловатым голосом в маленьком телевизоре над стойкой. Морис не знал языка, но легко понял, что экстрасенс общалась с мертвыми. Она водила руками над снимками пожилых испанцев. Души в виде не более чем полароидной шелухи. Даже наполняя стаканы из пивного крана, мрачный владелец не отрывался от телевизора.
Ты веришь в мертвых? спросила Карима.
В смысле?
Думаешь, они нас видят?
Сверху?
Да.
Прямо сейчас?
Да.
Не дай бог, блин, они нас видят.
Может, они нас хотя бы слышат, сказала она.
Карима была родом с Эр-Рифа, но теперь жила в Малаге. Когда она опять обернулась к телевизору, он ухитрился заглянуть ей за ворот. Сверху на левой сиське было набито маленькое число 13. Он знал, что Карима займет важное место в его жизни. Знал каким-то провидческим чутьем. Внизу экрана, под дамой-экстрасенсом, пробежал телефонный номер, и бармен достал из-за кассы ручку, чтобы его записать.
Карима обернулась к Морису и улыбнулась, застав его за подглядыванием под ее рубашку.
Почему ты подумал об этом именно сейчас? спросила она.
Экстрасенс в телевизоре приложила руки к лицу и отчаянно вскрикнула – внезапный, пронзительный звук, жуткий, как уханье совы. Видимо, послания с того света.
Оттуда не говорят нихрена хорошего, сказала Карима.
Ну, не поспоришь, сказал Морис.
⁂
Чарли Редмонд прилетел на следующий день. Чарли Ред еще никогда не летал самолетами. Казалось, это приподняло его самоуверенность еще выше – хотя куда уж выше. В первый вечер он разгуливал по Аламеде-Принсипаль как хозяин. Нос задрал, грудь колесом, оборачивался вслед испанкам, медленно и безмятежно кивал им, как гурман, уловивший ценный и редкий аромат. На нем был велюровый спортивный костюм Gio-Goi, австралийская шляпа Kangol и какие-то бразильские – бразильские, блин, – кроссовки. С подошвами из необработанного каучука, поведал сам Чарли с мягким удивлением в голосе. Чарли каждый месяц покупал журналы The Face и i-D и часами изучал развороты о моде с пристальным и горестным видом эксперта.
Ты что, хочешь, чтобы все вокруг думали, что ты из наркобизнеса? спросил Морис.
Наркобизнес? сказал Чарли. Я из импорта-экспорта. Прилетел на выставку.
Они сидели в баре на Аламеде, пили пиво и ели тапас.
Это что за хрень, Мосс?
Осьминог, Чарли.
Ты прикалываешься?
А ты не видишь? Во. Щупальца тут всякие, не?
И это полагается есть? Да у местных в башке винтиков не хватает.
Чарли нервно откусил, недолго пожевал с подозрительным видом, потом расслабился с теплой и открытой улыбкой.
Шикарно, сказал он.
Но под левым глазом Чарли нервно трепетал тик, словно под кожу попала маленькая птичка, и это означало, что ночь будет тяжелой.
На такси они доехали в порт на встречу с людьми Каримы, чтобы заняться транспортировкой.
Делаем вид, будто занимаемся этим в тыща девятьсот восемьдесят девятый раз, сказал Морис, а не в первый.
Чарли Редмонду можно такое и не говорить. Дело было в том, что Чарли просто входил в комнату – и все всё понимали. Один взгляд – и все, блин, понимали. Стоило только заглянуть в душевные глаза мистера Чарльза Редмонда – и все понимали, что дальше все может пойти как угодно.
Ночное небо в порту Малаги истекло красками до бледности, а якоря и снасти несезонных яхт нервно роптали на бризе. В лучах прожекторов парили чайки с веселыми и жестокими глазами. После недолгого ожидания подъехал джип, и грузный водитель, улыбаясь, поманил их обоих широким театральным жестом.
Работаем, сказал Морис.
В порту Альхесираса, октябрь 2018 года
Девушки с собакой оказались ведьмами из провинции Экстремадура.
Вот это поворот, говорит Чарли Редмонд.
Девушек зовут Леонор и Ана. Английский у них ограниченный. Их собаку зовут Кортес-младший. Их улыбки глянцевые и живые. На их татуировках – оккультные символы. Они заявляют, что не знают Бенни; Бенни подтверждает, что никогда не видел этих конкретных девушек. Лорка и Кортес-младший ведут себя друг с другом опасливо, но заинтересовано. Все это напоминает уютное воссоединение семьи.
Может, в этом и есть наша главная проблема, говорит Чарли. Семьи. Или их отсутствие.
Морис вальяжно возвращается от киоска с тремя бутылками дешевой кавы и бумажными стаканчиками.
Либо мы поднимаемся выше диких животных, говорит он, либо пускаем себе пулю в башку.
Ее звать Дилли Хирн, говорит Чарли. Дилл или Дилли?
Уехала три года назад, говорит Морис, и вот он я, ее старенький папа, у которого сердце в груди не на месте.
Нам нужно испанское слово для «красти», Мосс. Она уехала с вашими, девушки… Вы меня вообще понимаете?
Она, может, была в Гранаде? Не очень давно?
Я не знаю Дилли, говорит Леонор.
Мы только что из Кадиса, говорит Ана.
Кадис! говорит Морис. А я вам не рассказывал про тот раз, когда был влюблен в женщину старше меня, в Кадисе?
Тогда на всю округу не осталось ни одного воробья, говорит Чарли.
Gorrión! восклицает Морис и с театральными жестами разливает по стаканчикам каву.