Теория невероятностей - Виктория Ледерман

– Я не возьму трубку!

– Тетя Валя будет заглядывать к тебе.

– Я ей не открою!

– Как жаль, что у меня сын, а не дочь! – в сердцах воскликнула мама. – Дочь бы меня поняла!

– Вот и рожала бы дочь! Зачем меня родила?!

Мама повернулась и ушла, громко хлопнув входной дверью. Матвей в отчаянии застыл посреди комнаты.

В квартире было темно, светился лишь экран монитора да красные цифры электронных часов. Половина десятого. Матвей сидел на подоконнике, обхватив руками колени. Мама ушла около трех часов назад, но он до сих пор не мог прийти в себя. Даже переодеться забыл, остался в джинсах и джемпере. Впрочем, так даже теплее. Отопление в их доме еще не дали, и по ночам было довольно прохладно.

Как мама могла с ним так поступить? На кого она променяла родного сына? Какая-то противная дочь какой-то чужой тетки будет теперь жить в его доме! Есть за кухонным столом, умываться в ванной, сидеть на диване перед телевизором. И при этом все время канючить, ныть и кукситься, как в Турции. Нет, мама точно не в себе. Как можно было вообще до такого додуматься?

– Лучше бы собаку завели, – горько сказал Матвей в пустоту. – И то больше пользы.

Наверняка его теперь заставят возиться с этой девчонкой, водить в школу и домой. Он вынужден будет разговаривать с ней, отвечать на глупые детские вопросы, помогать с домашкой. Еще и за свой компьютер пускать! Ну уж нет, дудки! Если хотят, пусть нянчатся сами с этой Ксюшкой. А он врежет замок в дверь своей комнаты, закроется на ключ и будет жить один. И не станет ни о ком думать. О нем же никто не думает.

Матвей прижался носом к холодному стеклу. Свет фонаря выхватывал из темноты скамейку у подъезда и ряд припаркованных автомобилей. Остальная часть двора тонула во мраке. Возле скамейки мелькала какая-то тень. Матвей присмотрелся: да это же тот самый щенок, который увязался за ним утром! Ну да, точно он. Матвей открыл окно и посвистел. Щенок покрутил головой, увидел его и тоненько тявкнул.

– Ну что, бедолага, – сказал Матвей, – никому ты не нужен? Как и я.

В кармане зазвонил телефон. Матвей достал его, взглянул на экран. Мама. Наверно, из аэропорта. Хочет сказать, что вылетает. Ну и пусть летит куда хочет. И возвращается, когда хочет и с кем хочет. В их семье каждый поступает по-своему, не считаясь с другими. И он тоже.

Матвей сбросил вызов, сунул телефон в карман и, прежде чем закрыть окно, снова посвистел щенку:

– Жди меня, я сейчас.

Он натянул в коридоре куртку и выскочил из квартиры, торопливо заперев входную дверь на один оборот ключа. Конечно, надо бы на два, но ведь он ненадолго. Только щенка поймает и вернется. Ну и что, что мама против? С ним же поступают несправедливо. Почему он не может ответить тем же?

Возле скамейки щенка уже не было. Матвей постоял, вглядываясь в темноту, потом негромко свистнул. На освещенный пятачок выкатился мохнатый клубок и с визгом метнулся к его ногам. Матвей наклонился и потрепал щенка по ушастой голове:

– Ну, тихо, тихо. Чего верещишь? Сейчас пойдем домой, колбаски поедим.

Он взял щенка на руки, повернулся к подъезду и застыл на месте. Перед ним стояли ухмыляющиеся гопники. Все трое. Матвей от неожиданности разжал руки, щенок съехал по его куртке и мягко плюхнулся в сухую листву.

– Ну что, малек? Думал, ты самый умный? – нехорошо улыбаясь, проговорил Грек. – Тебе говорили, что ты пожалеешь? Медуза, скажи, ему говорили? А он не верил.

– Сейчас поверит! – заржал крупный.

Путь к подъезду был закрыт. А значит, и к спасению тоже. У Матвея разом вспотела спина, а горло перехватило так, что он не мог даже пикнуть. Он медленно попятился.

– Иди к нам, человеческий детеныш, – кривляясь, позвал Пушкин и протянул к нему руку.

Матвей сорвался с места и побежал назад, через детскую площадку. Гопники, словно только этого и ждали, бросились за ним. Матвей несся в темноте, мимо призрачных очертаний качелей и горок, перепрыгивал кучи сухих листьев, все больше удаляясь от дома, а отморозки гнали его, как охотники дичь, со свистом и улюлюканьем. Даже, кажется, специально не догоняли, чтобы подольше помучить. Чтобы он устал и сдался сам.

Матвей добежал до соседнего дома, перемахнул через обнесенный колышками газон и заскочил в продуктовый магазин, находящийся с торца.

В маленьком зале за кассой полировала ногти яркая девица с пирсингом по всему лицу. Тетка в голубом берете копалась на одной из полок. Девица оглянулась на звук колокольчика, равнодушно посмотрела на Матвея и уставилась на тетку, придирчиво перебирающую батоны.

– Женщина, хватит там рыться. Весь хлеб перелапала! Бери уже и шагай домой! – лениво крикнула она.

– А ты мне не хами, пигалица! – сразу завелась тетка. – Я имею право выбирать, я за это деньги плачу! Покупатель всегда прав.

Матвей оглянулся на дверь: нет, гопники внутрь заходить не стали. Поджидают его на улице. Он облизнул пересохшие губы и подошел к витрине с напитками. Жаль, что выскочил из дома без денег. Сейчас бы они ой как пригодились. Кажется, целую бутылку лимонада выпил бы. Матвей как наяву ощутил лимонные пузырьки, приятно пощипывающие язык, и сглотнул слюну.

Девица на кассе и тетка в берете продолжали переругиваться друг с другом. Уже добрались до личных оскорблений и пожеланий «сгинуть», «лопнуть» и «провалиться». Тетка наконец выбрала батон, гордо выпрямилась и не спеша перешла к витрине с кефиром и творогом.

– Эй, парень, ты чего там, приморозило? – перекинулась девица на Матвея. – Стянуть что-то хочешь? Или покупай, или отчаливай. А то охрану вызову.

Тот живо метнулся к ней:

– Да, пожалуйста, вызовите скорее!

– Кого вызвать? – опешила девица.

– Охрану!

Тетка оторвалась от витрины и подозрительно покосилась в их сторону.

– Понимаете, – торопливо заговорил Матвей, снова оглядываясь на дверь, – меня преследуют хулиганы. Пусть ваша охрана проводит меня до дома. Я близко живу, в этом дворе.

– Ты совсем ку-ку? Если я нажму кнопку, приедет патруль и проводит тебя до полицейского участка. Время почти десять, а ты несовершеннолетний и один по улице болтаешься.

– Да я на минутку из дома вышел. Что же мне делать? Они мне угрожают, у них нож.

Звякнул колокольчик, в дверях показалась ухмыляющаяся физиономия Пушкина.

– Эй, Васек, сколько можно чипсы покупать? Давай шустрей, тебя все ждут, – гнусаво проговорил он и скрылся.

– Видите? – Матвей в отчаянии повернулся к продавщице. – Они меня караулят. Помогите!

– Ну, парень, не знаю, чем тебе помочь. Я не могу магазин оставить. А вот пусть она тебя проводит, эта правдолюбка, – сказала продавщица, пробивая чек. – Уж очень она справедливость любит. Полчаса тут разорялась, как надо поступать и как не надо.