Что создано под Луной? - Николай Удальцов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Потому, что самая кровавая борьба – это борьба тех, кто не может оставлять свидетелей. Ведь для того, чтобы оставлять свидетелей – нужно быть уверенным в том, что после войны кроме победы, сумеешь предъявить еще и правоту.
Самая жестокая борьба – это борьба тех, кто не может сформулировать, в чем заключается их правота…
– Потом все будут лежать в одной земле, – тихо, не монологизируя продолжал Крайст:
– И революционеры, и революционеры, убившие первых революционеров за то, что те были недостаточными революционерами, и убитые последующими революционерами, революционеры – убийцы первых революционеров.
Потом новые революционеры станут убивать революционеров-предшественников для того, чтобы занять их место в креслах правительственных чиновников и в могилах, до тех пор, пока революционеры будут оставаться революционерами.
Но еще чаще революционеры убивали тех, кто революционерами не был – своих нормальных, не больных революциями современников.
И лишь тогда, когда революционеры перестанут быть революционерами, а превратятся в обыкновенных прощелыг, просто повторяющих революционные лозунги – массовые убийства закончатся.
Тогда начнется Большой застой.
Потому, что бессмысленность революций станет очевидной всем, и оче6видность эту невозможно будет скрыть. Но революционные догмы останутся, останутся, чтобы заставить людей жить в своих пределах.– Люди убивали людей? Какая дикость. – Иногда, Риоль, человек – самый большой нечеловек на свете…
Постепенно, обложив горизонт тучами со всех сторон, гроза стала вакцинировать почву электричеством.
Видимым.
Ярким, хотя и далеким.
И от этих уколов громко вздыхали толи небо, толи земля…
– И кто победил?
– Победили те, кто был более жестоким.
Но помни: победа – это не доказательство правоты.
Но не это главное – главное, что вражда вошла в привычку, – глядя прямо перед собой, тихо подытожил Крайст, но подошедший к ним в этот момент Искариот, скривив лицо презрительной гримасой, прибавил:
– И люди легко к этой привычке привыкли…Риоль не раз видел планеты, на которых одни воевали с другими, себе подобными.
Встречал он и планеты, на которых одни победили, и даже полностью уничтожили своих противников-соплеменников.
Но почему-то ни на одной из этих планет не было счастья.
Жители этих земель не раз спрашивали Риоля:
– Когда же мы будем жить как вы?
И Риоль тогда не знал, что им ответить.
Теперь он смог бы ответить на этот вопрос:
– Когда признаете, что, уничтожая себе подобных – вы становитесь хуже…Но вышло так, что впервые Риоль подумал об этом не на чужой, а на своей земле…
Незаметно – в их разговоре, основными были вопросы – дорога, по которой они шли, стала прямой и очень ровной, не смотря на то, что продолжала тянуться по пригорку. Опытный взгляд Риоля отметил это сразу, хотя сам Риоль в начале не придал этому значения.
Иногда, значение придает время. Иногда, значение предают люди…
– …Ты думаешь, что погибают самые лучшие из людей? – спросил Риоль Крайста. – Я думаю, что если кто-то не является самым лучшим – это не повод для того, чтобы ему просто так погибать от чьих-то пуль в затылок…
– Что же делать с теми, кто участвует в гражданских войнах? – Риоль в первый раз обратил внимание на то, что постоянно задает вопросы.
Это был его первый опыт.
Он, человек не совсем молодой, побывавший в самых разных местах и видевший многое, вдруг ощутил то, сколько вопросов перед ним встает.
И вообще, сколько вопросов стоит перед человеком, когда рядом оказывается тот, кто способен их выслушать и помочь найти ответ.
Крайст промолчал, а Искариот ответил так, словно ответ на этот вопрос у него давно был готов:
– Вначале – оплакивать не судя, а потом – судить не оплакивая…– Хорошо, что я родился в другую эпоху, – проговорил Риоль, – Хорошо, что страна ушла из этого времени.
– Эта эпоха пока не закончилась, – ответил ему Крайст.
– Когда же она закончится?
– Когда будет поставлен памятник всем погибшим в этой Гражданской войне…– Когда-то это должно окончиться. – Не скоро. После гражданских войн – гражданского мира не бывает очень долго…
* * *
Риоль довольно хорошо знал холм, возвышавшийся рядом с его домом, и потому был несколько озадачен тем, что у них под ногами оказалась основательно наезженная грунтовая дорога, ведшая к вершине.
– Раньше я этой дороги не видел, – проговорил он, пожимая плечами.
– Ты не видел ее позже, – ответил Крайст, – Пойдем по ней?
– Пойдем. Похоже, что это – провидение.
– Пошли. Только помни, что провидение – это автор пьесы, а не актер на сцене…
Но идти им пришлось совсем не долго. За первым же поворотом, там, где кусты подступали к самой дороге, их остановил окрик:
– А, ну, стой! Стой, кому говорю. Кто позволил шляться по секретному объекту? – прямо перед ними стоял человек вооруженный допотопной винтовкой с примкнутым к концу ствола длинным штыком.
Крикливый винтовконосец был одет в стиранную перестиранную гимнастерку без погон, но с заплатами на локтях, подпоясанную истертым кожаным ремнем. Его ноги, обутые в дырявые ботинки, которым веревки заменяли шнурки, украшались грязными обмотками. Фуражка на голове, хоть и звездила над сломанным козырьком, но была такой помятой и пыльной, что вызывала брезгливость.
«Крайст тоже одет в поношенную и заплатанную одежду, но его одежда была всегда чистой, а одежда человека, остановившего их, казалась грязной, даже сразу после стирки.
Прекрасная помесь власти и нищеты», – подумал Риоль, и это было последнее, о чем он успел подумать, перед тем, как получил удар в затылок.
Откуда-то из травы повыскакивало еще несколько таких же вооруженных людей, и они, скрутив Риолю и Крайсту руки за спиной чем-то вроде колючей проволоки, впивавшейся в кожу своими шипами, потащили их по дороге, норовя при этом то пнуть ногой, то ударить прикладом в спины своих пленников.
Впрочем, двигаться, таким образом, Риолю и Крайсту выпало не долго. Уже через несколько шагов дорогу перегородил высокий забор, не окрашенный, но с хорошо прошпаклеванными щелями между досок.
Не то – дверь, не то – калитка с окошечком-смотровиком служила для принятия внутрь зазаборья тех, чья судьба было оказаться внутри.
Перед тем, как постучаться в калитку, тот, что остановил Риоля и Крайста, и, по-видимому, вызвал подмогу, сплюнул, выругался и сказал:
– Радуйтесь, гады, что вас сюда привели. А-то ведь я мог бы вас на месте шлепнуть.