Прозрение. Том 1 - Кристиан Бэд

Колонии в Содружестве пользуются правом независимого протектората. Умеренно независимого.

Долгое время семнадцать провинций Кьясны (тут не самая большая колония, мир считается окраинным, и молодёжь тянется на столичную Джангу), подчинялись территориально удалённому Западному Альянсу. Это зона свободной торговли.

Потом «зелёный» эрцог Симелин потребовал от губернатора колонии, нашего милейшего арестанта, перевести планету под протекторат торгового комитета Джанги. Хэд уж знает, зачем ему это было нужно.

По документам, отосланным по традиции на Домус, Кьясна сменила протекторат. А на деле — всё осталось по-прежнему. Что до недавнего времени было всем глубоко фиолетово.

И вдруг Локьё понадобился литий. На Кьясне очень удобные для разработки месторождения лития.

Командующий обратился к куратору провинций на Джанге, и тут-то дельце и всплыло. Выяснилось, что Кьясна торговому комитету Джанги подчиняется только на бумаге, а чтобы обтяпать это, губернатор пошёл на прямой подкуп уполномоченного по колониям. И Энрека теперь, кроме лития, интересовали всякие неприятные вопросы. Например, кому это всё было выгодно и зачем.

Энрек, общаясь с губернатором, срывался пару раз, но он поддавался тем же трюкам, что и наш дворовый пёс. Первый раз я аккуратно приподнял его, действуя сзади и исподтишка, так, что иннеркрайт не враз врубился, что за сила дёрнула его вверх. А потом просто заговаривал с ним по-лхасски. Тут не слова были важны, а интонация.

— А ты изменился, — сказал Энрек после, когда мы покинули нервно рыдающие «останки» губернатора и вернулись во временный кабинет, оборудованный для иннеркрайта здесь же, в префектории. — Что-то в тебе, наконец, прорезалось на тему высшего командного состава. И голубой кровью теперь за парсек несёт.

— Сплюнь. Нет во мне никакой голубой крови. Как был выродком, так выродком и помру.

— Да ну вас с командующим вместе. Что вы с ним зациклились на этих выродках? Я что-то ему сказал про кровь, и он вот так же ощерился. Если ты не в курсе — и я не сам себе в вены ковшиком подливал.

— Не знаю, Энрек, причём тут кровь, но и среди своих нам хреново. В меня ещё в школе пальцами тыкали. Рост спасал, и утилизация навоза. Машина не везде достанет, отец использовал нас с братом регулярно, и в школе меня руками трогать побаивались, только языками, да и то поначалу. Не то, чтобы я совсем другой, но у людей болит одно, а у меня… Я многое понимаю иначе и всё тут. Помню, какой-то классический стишок изучали, про то, что он умирает, а она нет, и вся природа плачет по нему — ветер, деревья. Училка спрашивает: о ком пишет автор, кого он любит? Я говорю — мать-природу любит. Она потом до выпускного на меня косилась, думала — издеваюсь. А я и сейчас так думаю…

Я кончился, а ты жива

И ветер, жалуясь и плача,

Раскачивает лес и дачу,

Не каждое отдельно,

А вместе все дерева…

При чём тут, скажи, бабы?

Энрек пожал плечами:

— Знаешь что, Агжей, ты зови меня наедине Рико, как отец. В Энреке слишком много церемоний.

Он помолчал, видимо, поэзия никак не срасталась в его голове с реальностью:

— Давай бумажки полистаем? Я должен принять у тебя дела. И… Попрошу если проблемами губернатора позаниматься — не откажешь? Литий отцу сейчас нужен, а там, кроме грязной сделки, ещё что-то есть, чую. И пустота эта странная… Похоже, губернатора обрабатывали специально. Словно… дыру в нём кто-то проел… Не из-за лития же заварили эту бодягу? Ты приглядись. Интуиция у тебя богатая, я знаю. А вдруг?

Я вспомнил про свою новую идентификационную карточку и фыркнул, кивая.

Энрек не заметил. Он что-то просматривал на экране и на пластике разом, да ещё и со мной говорил.

— У местности дикое какое-то название, — бурчал он. — Цэрык. Литиевые озёра и гранитные выходы. Знаешь, давай даже так: я тут войду в курс дела и посплю. А ты — слетай на этот хэдов Цэрык?

— Ну, если ты сначала поспишь…

— А ты ведь тоже… — Энрек оглянулся, пытаясь оценить моё состояние.

— А я в катере посплю. Пока лететь будем. Штабом сейчас старичок такой командует, Абрагам Игаристис, его суфейшество, советник губернатора по вопросам морали. Я на него вполне надеюсь. Дядька дотошный, аккуратный. Ты поспи.

Энрек не очень уверенно кивнул.

Сержант Летс дремал у дверей Префектории стоя, но меня не упустил, живенько проморгался и стал пожирать начальство глазами.

— Ужинали, сержант? — Вот и день кончился…

— Так точно!

Врёт и не краснеет.

— Ну, идёмте, компанию мне составите. Имя вам мама давала в детстве?

— Так точно!

— Ну и что оно обозначает, имя ваше?

— Не могу знать.

— Что, старинное, или новодел? Звучит-то как? — А ведь такой хороший собеседник был, пока не вбил себе в голову, что кровь у меня голубая.

— Линн, господин капитан.

— Не-ет, — протянул я. — Это, вроде, не земное?

— Не могу знать.

— А что можешь? — я рассмеялся. — Цэрык где, знаешь?

— Так точно.

— А про имя — не знаешь?

— Никак нет.

Ну чего я издеваюсь? Парень просто не в состоянии нормально со мной разговаривать. Думает: не дай бог он при мне чего…

Энрек, свалившись на Кьясну вчера ближе к полудню, уже к ужину устроил всем здесь полный карачун и промывание мозгов.

Я сначала не без удовольствия наблюдал, как чинуши от него разлетаются, а потом потихоньку перекрывать его начал.

И это был вообще-то не злой Энрек — раздражённый и измученный — да, но не злой.

Зашли в малоприметное кафе на соседней улице, я заказал выпить на двоих и поесть. Сержант Летс взирал с испугом.

Пришлось включить звукоизолирующую завесу столика и честно ему сказать, что достал он меня за эти дни, таскаясь сзади, как хвост.

И жрать в моём присутствии — это ему персональное наказание за все мои мучения. А то щас встану и просто пинка выпишу, если он и тут будет стоять, как коровой облизанный.

Сержант вдохнул и неловко втиснулся за столик.

— Вот-вот, — пробормотал я с набитым ртом. — И не вздумай сказать, что ты — вегетарианец.

Я заставил парня немного выпить, и он поплыл. Спал, похоже, не больше меня, грешника. Но у меня в «не спать» — опыта-то поболее будет.

Вот налью сержанту ещё граммов сто, и наступит ему цэрык. А сопровождать меня кому? Другого взять зануду?

Я смилостивился. Решил больше не спаивать, подождать, пока мальчишка справится с едой и осоловелостью, но переоценил его навыки.

Веки у бедняги потяжелели и всё время пытались придавить в нём искру служения. Придётся-таки брать другого… Опять взвизгивающего по-собачьи и преданно улыбающегося, но, может, уже не от глупости, а от страха, стягивающего мышцы лица…

— А ведь это прямо военный клич какой-то: «На Цэрык!»