Тень Казановы - Наталия Яровая

Тут-то, на Дальнем Востоке, и нашла счастье свое. В свободное от войны время она песни петь любила. И получалось у нее это неплохо. Потому при любой возможности ее к фронтовой самодеятельности привлекали. А война с Японией уже попроще была, чем с немцами. Оттого и пели чаще. Вот на одном таком концерте среди зрителей и оказался мой дед.

Бабушка песню доспивала, дед на сцену поднялся да и увел ее сразу жениться. Без вопросов. А то! Боевой офицер, майор! Не смех на палке!

Бабушка долго красоту свою сохраняла: фигурка — как у девочки, волосы черные, густые, вокруг головы в «плетенку» уложены. В ушах — серьги рубиновые. На руке — часики золотые, трофейные (мне в наследство потом достались). А курила при этом! Как паровоз. И только беломор. «Остальное — ерунда, — говорила, — лучше и не связываться».

Так все вместе и жили, пока мне семь лет не исполнилось. Потом отцу квартиру дали на окраине города, и мы съехали. Грустили все! Как на Колыму нас провожали. Но тут, слава богу, средний сын жену в дом привел. Отвлеклись.

Ну а праздники — святое дело — всей семьей. В старой квартирке с окнами на пляж.

Винегрет, пельмени, мясной салат, огурчики-помидорчики. Особенно День Победы в почете был. Все собирались. Праздновали. На Вечный огонь семейством шли. Цветы возлагали. Дед — в форме, полковником в запас ушел. Бабушка — по гражданке. Но орденов и медалей — во всю грудь у обоих.

На один из праздников майских, когда мне лет десять было, я у них дома на салют осталась. Дед к тому времени свои фронтовые сто грамм принял и придремал. Пошли мы вдвоем с бабушкой. Пока салют смотрели, к нам компания прибилась. Два военных в отставке, жены при них, друзья еще какие-то. Разговорились. Боевые действия вспомнили. К концу салюта они нас с бабушкой к себе в гости зазвали — по соседству жили. Мы пошли охотно. У них весело было. Они песни военные пели, беломор дружно курили, мне торта кусок выдали. Всем понравилось.

Явились домой часам к двум ночи. Нас один из бывших летчиков фронтовых прямо до квартиры проводил. А там — дед свирепый! Как сумасшедший кричал на нас, дескать, он поседел, не знал уже что и думать. Куда пропали?! Долго ругался, потом остыл.

Утром с меня слово пионерское взяли, что родителям я о наших с бабушкой ночных блуканиях ничего не скажу, не то еще и от них всем достанется. Я слово сдержала. Секрет, значит, секрет.

Жили совсем небогато. Тут наша бабушка в аферы и подалась. Сначала в «Спортлото» ударилась. Начала потихоньку. Пару-тройку билетиков заполнит и ждет выигрыша. Не везло. Надо было играть по-крупному. Заказала себе брошюрку какую-то из Москвы. Рекомендации по заполнению билетов. Теория вероятности на практике. Прислали. Тут уж она совсем ва-банк пошла. Вся дедова пенсия в дело легла. Немалая — офицер запаса все-таки. Но везение совсем отвернулось. Продулась в пух и прах. Однако голодный паек — не про нас. Тут же бросилась шапки с шарфами вязать. На рынке гордо встала, всю продукцию реализовала. Финансовый урон был возмещен.

Потом с облигациями связалась. Тут уже пенсией не обошлось, в ход пошли сбережения.

— Дело верное, — сказала, — проценты получим, старшему сыну автомобиль купим, а остальным просто деньжат подкинем.

Игры с государством положительного результата не дали.

Долго унывать не стала. Дачный участок семейный на сто рядков одна (сыновей с невестками не дозовешься!) перепахала, урожай клубничный собрала. Потом малинка, смородина пошли. Ведро — солдатикам в подарок, святое дело, у нас дача возле летних военных лагерей располагалась, а два — на рынок. Доход — в дом. Худо-бедно, реанимировались.

Позже в шахматы ударилась. С мужиками во дворе целыми днями играла. На деньги, конечно. Особого достатка не принесло, но в убыток, слава богу, не ушли.

Потом еще несколько похожих эпизодов было. Дед уже и рукой на нее махнул. Только Манькой-облигацией называть стал, а в качестве компенсации на майские военные парады половину ее медалей к себе на грудь перевешал.

— Да пускай! — легко согласилась баба Юля. — У меня они все равно все не помещаются!

Тем временем я в десятый класс перешла. «Дипломаты» в моду вошли, портфели такие твердые. Сто рублей на барахолке стоили. Родители мои не тянули — инженер и заведующая садиком. Но загрустить бабушка не дала. На сей раз собаку нашу, Чарлика, начесала, настригла. Сплела антирадикулитную белую пряжу. Носков навязала. В реализацию пустила — пошло. Десять пар по семь рублей. Двадцатку дед из заначки добавил. Еще десятку из копилки вытрясли. Мелочью. Подались на барахолку. Нашли «дипломат». Сто двадцать за него просили. Торговались долго, бабушка беломорину нервно смолила.

— Нас фашистская пуля на войне не достала, — сказала, — и здесь не сдадимся.

Сторговались.

Первого сентября я к занятиям приступила с чувством полного собственного достоинства. Знай наших! Мы не то что на «дипломат» насобирать, мы Берлин с тремя патронами брали!

Мы с бабушкой самые близкие друг другу в семье были. Я с ней основными планами жизненными делилась. Отец со вздохом звал меня бабой Юлей. А ее при этом — Остапом Бендером. Бывает. Основные качества через поколения, говорят, передаются.

Школу я закончила с серебряной медалью. На выпускной ко мне дед в форме прибыл и бабушка при нем, с косой вокруг головы. Гордились внучкой. Не зря, дескать, Виктория! Тут-то мне как раз часы трофейные в наследство с бабушкиной руки и перешли.

В институте после третьего курса меня послали на практику во Владивосток. Тут отец и решил меня в тайну семейную посвятить. Усадил меня на кухне и выложил: «Бабушка паша нам с тобой не родная. Дед твой, когда со сцены ее снял, уже женатым побывал. Жена при родах умерла. Я родился. А тут война, дед в сражениях метался. Новорожденного пока родственники по материнской линии растили. Войне конец — дед с новой женой прибыл, с Юлей. Меня без вопросов забрали и дальше, по месту назначения отбыли. Потом еще двоих народили. Никто и знать ничего не знал. Я сам долго в неведении был. Короче, не родная она тебе бабушка, хоть и любимая сильно».

Мне удивительно стало — мы с ней так похожи!

— Похожи, — отец подтвердил, — и не столько внешне, сколько духом и характером. Что и странно! А под Владивостоком городок есть — Уссурийск, там корни мамы моей родной. И родился я там. Постарайся найти кого-нибудь. Родня все же.

В Уссурийск я съездила, родию нашла. Тетушка старенькая совсем. В домике с резными окошками проживала. Яичницу мне нажарила, прошлое вспоминала. На стенах в домушке по старинке фотографии висят. Бабушка на них, родная которая. Молодая, красивая. Дед в форме офицерской. И семейный портрет рядом: опять дед, отец мой маленький и баба Юля. Которую со сцены сняли. Моя то есть. «Все смешалось в доме Облонских». Но так и надо, наверное.

Домой я с практики вернулась, весело рассказала, как они там все на фотографиях перепутались. Отец загрустил: «Умерла баба Юля наша. Не стали тебе сообщать, чтоб одна вдали не плакала».