Отбор пяти колец - Северина Мар

— Увеселений? — переспросила мачеха. — Вы думаете, это связано с предстоящим отбором невест о котором объявили недавно?

— Наверно. Да кто же знает, — пожал плечами отец. — Главное, что меня заверили, что все мои птички вернутся домой целые и невредимые, как только увеселения закончатся, а за тех, кто вдруг не вернется, заплатят двойную цену.

— Нашли на что казну тратить, — пробурчала себе под нос мачеха.

— Нам то что? Нам то это только на пользу. Получим кучу монет за наших птичек, да еще и прославимся на всю Империю, если повезет.

Агата, которая стояла притаившись за креслом, пока про нее все забыли и размышляла о том, насколько ей сильно влетит за разбитые безделушки, внезапно подумала, что сейчас самое время и решилась задать волнующий ее вопрос.

— Отец, матушка, могу ли я… могу ли я записаться на Отбор невест к дракону-императору? — покраснев и запинаясь торопливо проговорила Агата.

На секунду в кабинете повисла тишина. Мачеха побагровела, и Агата похолодела, представив, какую трепку она бы ей задала, не будь тут отца.

Титус захныкал, скривив губки и все вокруг тут же ожило.

— Совсем ополоумела? — прошипела мачеха, лицо ее исказилось превращая утонченную красоту в уродливую маску.

Укачивая маленького барона, отец повернулся к переглядывавшимся между собой слугам:

— Ступайте ка, голубчики, ступайте. Нечего тут стоять, работа не ждет.

Дождавшись, пока слуги гуськом выйдут из кабинета, отец все так же покачивая Титуса, подошел к Агате.

— Ну ты, что родная, не выдумывай, — мягко сказал он. — Глупости этот отбор, глупости. Я всегда понимал и не осуждал твою приверженность к… культу дракона-императора, но одно дело скупать в лавках картинки и куколок и совсем другое лезть в драконье логово.

Агата захлюпала носом почти как Титус. Мачеха явно хотела что-то сказать, но из последних сил себя сдерживала.

Отец немного неловко потрепал Агату по плечу, а маленький барон воспользовавшись случаем попытался вцепиться в ее волосы.

— Он же не человек, родная, он дракон, — прошептал отец, так, что одна Агата могла его услышать. — Мы жили в столице, когда… когда его величество впал в неистовство. Хотя я и был тогда ребенком, но все помню, — взгляд отца вдруг застыл. — Когда эта туша закрыла собой небо, стало темно, как ночью, а когда три пасти извергли из себя огонь, стало светлей, чем на солнце. Я тогда выжил, а мой дом и двор и родителей — все пожрало пламя!

Отец покачал головой, словно снимая наваждение, и вновь мягко посмотрел на Агату.

— Ты моя любимая доченька, я тебя на такое отправить никак не могу.

Агата снова шмыгнула носом:

— Но все же едут на Отбор, сегодня в святилище столько девиц записалось…

— А если все со скалы спрыгнут, ты тоже вниз сиганешь?! — не сдерживая себя больше, заорала мачеха.

Не в силах это все больше вынести, Агата зарыдала и бросилась к двери. Отец хотел было кинуться за ней, но маленький барон у него на руках заголосил еще громче и он остался его укачивать.

Глава 3. Ужин и разговор

Пока Агата дошла до своей спальни, ей наскучило рыдать. Возможно дело было в ее отходчивом и практичном характере, не склонном к унынию и прочим тонким материям. Или в том, что комната, выделенная ей мачехой, располагалась в отдалении от всех прочих опочивален, и чтобы попасть в нее нужно было пройти тянущийся через весь дом кривой кишкой коридор и подняться по винтовой лестнице в башенку, оставшуюся с тех пор, когда поместье еще было крепостью.

В круглой комнате, где столетия назад стояли на страже дозорные, теперь располагались кровать под нежно-розовым балдахином, с периной, напоминавшей облако, резной туалетный столик, и огромный шкаф, со слегка покосившимися резными дверцами.

Почти все стены закрывали портреты и гравюры с изображением Дракона-императора. На маленьких приставных столиках, на подоконниках узких стрельчатых окон, и на предназначенных для книг полках стояли фигурки и куклы, изображавшие его же — Андроника Великого.

Здесь были и простые матерчатые куколки, набитые козьей шерстью, с желтыми нитками вместо волос и зелеными пуговицами на месте глаз, и изготовленные из тончайшего фарфора куклы, с длинными шелковыми ресницами и золотистыми локонами, в одеждах, украшенных столь тонкой вышивкой, что им позавидовала бы любая Арлейская модница.

Вбежав комнату, Агата рухнула на кровать, разметав по лоскутному покрывалу заменявших ей подушку матерчатых драконов-императоров. Она хотела бы истерично зарыдать, в отчаянии заламывая пальцы, но из груди вырвался только слабый писк.

Разглядывая раскачивавшийся на сквозняке балдахин, Агата думала о том, что же ей делать. Самой большой мечтой ее жизни было увидеть вживую Андроника Великого, но это было невозможно. Вот уже сорок лет, как дракон-император не покидал стен дворца.

Теперь же, совершенно внезапно появилась надежда не только увидеть его, но и даже стать одной из его невест, а там, если повезет, то и его супругой — императрицей. При одной мысли об этом у Агаты бешено заколотилось сердце.

И вот, эта чудесная мечта едва мелькнув на горизонте, растаяла, как радуга, скрывшаяся за пеленою туч.

Мачеха ни за что не разрешит ей поехать на Отбор, просто потому, что она всегда ей все запрещает, а отец ее поддержит, просто потому, что он всегда ее поддерживает, и Агата так и проживет всю свою никчемную жизнь в провинции и так и не увидит, даже краешком глаза, даже издалека золотых, как солнце, волос дракона-императора, зеленых, как нежная весенняя листва глаз, не услышит вживую его голоса и не коснется его белой кожи.

Сама мысль об этом была мучительна и жгла ее изнутри и, все же, она очень быстро сумела с ней смириться. Повлиять на происходящее она все равно не могла, а значит не было смысла и в том, чтобы печалиться.

Поднявшись с постели, Агата дернула за свисавший с потолка шнурок. Где-то далеко на кухне должен был зазвенеть колокольчик и одна из служанок обязана была явиться на зов Агаты, чтобы помочь ей приготовиться к ужину.

Ужин проходил в вытянутой зале, служившей столовой. Стены покрывали резные дубовые панели, высокие арочные окна украшали витражи. Под покрытым полустершейся росписью потолком горела золоченая люстра и мерцающий свет свечей играл бликами в серебряных блюдах и чашах, которыми был заставлен длинный стол.

Этот сервиз и идущие к нему столовые приборы, были когда-то приданым давно почившей супруги старого барона и чудом не ушли с молотка, когда поместье пришло в упадок,