Отбор пяти колец - Северина Мар

ваша дочь. Волосы точь-в-точь, как красное дерево! — произнесено это было таким тоном, словно он говорил об фернали или о породистой гончей, а не о человеке.

Отец тогда на это как-то отшутился, а Агате стало мерзко.

Нет, ни в коем случае, ей нельзя было выходить за генерала, но и поделать с этим она ничего не могла. Слово мачехи, и слово отца, который будучи очень своевольным и решительным во всех других вопросах, неизменно шел на поводу у своей супруги в делах семейных, весили на порядок больше, чем ее собственное слово. Никогда ей было их не одолеть.

Последняя свеча почти догорела. Слезы закончились, оставив за собой лишь мигрень и пересохшее горло. Колышущийся язык пламени освещал гравюру с драконом-императором, висевшую на стене.

В слабом свете казалось, что Андроник Великий смотрит на Агату с нежностью и едва уловимой тоской во взгляде. Она глядела на него в ответ и ей казалось, что во всем этом свете нет никого кроме него, кто мог бы понять ее. Как жаль, что им было не суждено даже увидеться наяву, не то, что быть вместе.

Свеча потухла, погружая комнату во тьму. Далеко на востоке тонкой алой линией загорался новый день. За окном послышался первый клекот фернали.

Этот протяжный, высокий звук, похожий на скрежет ногтей по стеклу, заставил Агату встрепенуться и вскочить с кровати.

Она почти упустила время, но могла еще успеть. Не давая себе больше ни секунды на раздумья, Агата вытащила из шкафа большой заплечный мешок, который остался у нее еще с тех пор, когда они с отцом вели кочевую жизнь и не осели окончательно в Арлейском княжестве.

Побросав в него смену белья, пару чистых сорочек, крохотную шкатулку, из сливового дерева и резной гребень для волос, Агата надела новое, но не очень приметное дорожное платье, и накинула на плечи короткий плащ. Поколебавшись немного, она взяла с полок нескольких фарфоровых кукол, смотревших на нее глазами из зеленого стекла и засунула их в мешок.

Она уже стояла на пороге, когда взгляд ее упал на пузатого, набитого козьим мехом, тряпичного дракона-императора с пуговицами вместо глаз. Агата прихватила его с собой, выходя из комнаты.

Сапоги для ферховой езды, сшитые из мягчайшей телячьей кожи, она несла под мышкой, опасаясь, что стук каблуков по дощатому полу разбудит мачеху.

Спустившись на второй этаж, Агата, стараясь ступать неслышно, дошла до детской, где в своей кроватке, посасывая большой пальчик, спал маленький барон. Его нянюшка крепко дрыхла на кушетке в углу комнаты.

Подойдя к колыбели, Агата с нежностью посмотрела на Титуса, но не решилась к нему прикоснуться. Он был единственным во всем мире близким ей по крови человеком, кроме отца. Покидая дом тайком и в такой спешке, она не знала свидятся ли они еще и что подумает о ней Титус, когда вырастет, что будут рассказывать ему мачеха и все остальные.

Сладко потянувшись малыш распахнул глаза и по-детски слюняво улыбнулся. Не в силах себя сдержать, Агата склонилась над колыбелью и поцеловала его в нежный бело-розовый лобик.

Чувствуя, что вот-вот не выдержит, расплачется и вовсе передумает, Агата отпрянула назад, и быстро пристроив тряпичную куклу в груде игрушек, лежавших в распахнутом сундучке, выбежала из комнаты.

Поместье понемногу просыпалось. Были слышны осторожные и тихие шаги слуг, прибиравшихся и готовивших поместье к пробуждению господ. Агата была достаточно осторожна, чтобы никто из них ее не заметил.

Во дворе было еще темно, но узкая полоса алого света все сильнее разгоралась на горизонте. Выпущенные бегать вокруг дома сторожевые псы, метнулись к Агате, но узнав ее тут же завиляли хвостами.

— У меня для вас ничего нету, — прошептала Агата, гладя их кожаные носы и бархатные уши.

Птичник был уже отперт, но никого из рабочих не было видно. Возможно, Агате просто повезло и она подошла в тот момент, когда рабочие ушли с ведрами к колодцу, чтобы набрать чистой воды для ферналей.

Пройдя по широкому проходу мимо стойл, откуда за ней следили желтыми глазами разноцветные, как летние цветы птицы, Агата подошла к тому, где стояла Фифи и быстро надев на нее седло и поводья, вывела ее на улицу.

— Ну, что, наш путь начался. Вперед! — сказала Агата, заскочив в седло и по-мужски перекинув через него ногу.

Фифи согласно заклокотала и понеслась галопом, все дальше унося свою наездницу от родного дома.

Самым простым способом добраться до столицы было следовать по дорожному тракту, но Агата была уверена, что именно по этой дороге поедет ее отец, перегоняя стадо ферналей к императорскому двору. Рисковать случайно его встретить, она не могла. К тому же это заняло бы слишком много времени и она едва ли успела бы к началу Отбора.

Можно было также сесть на корабль в речном порту Арлеи, но соваться в главный город княжества, где все ее знали, Агата не хотела. Наверняка, именно там ее будут искать в первую очередь.

Даже если бы ей удалось незамеченной пробраться на корабль, там она могла бы столкнуться с княгиней Дуаре и Лидией, а также с другими девушками княжества, которые должны были отправиться на Отбор.

То, что Агата самовольно покинула дом, и отправилась в столицу совсем одна, бросало тень позора на нее саму и на ее семью. Не такую, впрочем густую и темную, чтобы Агату выволокли на базарную площадь и забросали камнями, но все же достаточную, чтобы знакомые хихикали и перешептывались, прикрывая лица веерами при встрече с ней.

Разумеется, рано или поздно о том, что она сбежала станет известно, но это уже не будет иметь значения. Агата твердо намеревалась стать невестой, а затем и супругой дракона-императора. О том, что будет, если у нее ничего не получится, она предпочитала не думать. Награда стоила того, чтобы ради нее рискнуть всем.

Агата решила держать путь на восток, в сторону Зераны — крупного города лежавшего на пересечении нескольких торговых трактов и реки, несущей свои воды к Зеленому морю. Уже там она планировала сесть на корабль в сторону Альторы — столицы империи.

Путь до Зераны занял у нее почти два дня. И если в первый день светило солнце, и Агата чувствовала себя точь-в-точь, как на одной из своих регулярных ферховых прогулок, то второй день и предшествующая ему ночевка посреди поля, заставили ее всерьез усомниться в правильности принятого решения.

Огненный камень чтобы разжечь костер, она с собой не взяла, и потому всю ночь дрожала кутаясь в короткий плащ,