Патриот - Андрей Рубанов

Знаев купил назначенные доктором Марьяной снадобья – они тоже обошлись в цену ужина в хорошем ресторане – и после нескольких дней регулярного приёма забыл о своей болезни.

Он был очень доволен в те дни: два визита к врачу, два детальных разговора про страх смерти, про боль, про стрессы, про сон, аппетит и секс; врач – современная женщина, читает по-английски, ровесница, это успокаивало; несколько таблеток, проглоченных перед завтраком, – и неприятные ощущения пропали, как не было. XXI век, радовался тогда Знаев, химия творит чудеса! Болезни теперь можно лечить быстро, практически мгновенно! Фармакология спасает судьбы! Будущее наступило! Теперь за небольшие деньги каждый может избавить себя от проблем, ещё недавно казавшихся неразрешимыми.

Оказалось, химия способна только на временные чудеса; оказалось, проблемы возвращаются.

И вот он снова оказался в том же кабинете.

– Сейчас – болит?

– Да. Но несильно.

– А что бывает при сильной боли?

– Слёзы текут.

– Из обоих глаз?

– Что?

– Слёзы текут – из обоих глаз?

– Не знаю. Из правого – точно. Это важно?

– Да, – сказала врач Марьяна, придвинула к себе рецепт и густо покрыла его бисерными латинскими буквами. – Принимайте вот это. Нейролептики. Я выписываю сразу три, вместе они дадут нужный эффект. Обязательно соблюдайте точную дозировку. Должно помочь. Если не поможет – немедленно звоните и приходите.

– Это называется «окривел»? – поинтересовался Знаев.

Марьяна недоумённо поморщилась.

– Нет. «Окривел» – это паралич лицевых мышц. Например, из-за инсульта.

– В интернете написано, больной нерв можно убить током.

– Убивают током, если сильная боль.

– У меня – сильная, – неуверенно сказал Знаев.

– Нет, – ответила Марьяна почти презрительно. – Вы можете ходить и разговаривать. А бывает, люди на стенку лезут. У вас совсем лёгкий случай, расслабьтесь.

– Спасибо, доктор! – сказал Знаев, действительно расслабляясь и вдобавок ощущая совершенно собачью благодарность. – Откуда, извиняюсь, загар такой?

– Шри-Ланка, – ответила Марьяна. – Йога-семинар. Три недели. Дом в десять спален на берегу океана.

И показала – над столом висели несколько фотографий: пальмы, берег, песок, волны, загорелые полуголые люди сверкают широчайшими улыбками.

– А где йоги? – спросил Знаев.

– Вот, – ответила Марьяна, указав на полуголых.

– Не похожи. А где торчащие рёбра? Где доски с гвоздями?

– У вас превратные представления о духовных практиках.

– Прошу прощения, – сказал Знаев. – Это я так шучу. От боли спасаюсь. Да и вам хотел настроение поднять. А то у вас грустный вид.

– Да, – ответила Марьяна, – мне грустно. Собиралась ехать ещё раз, осенью. Но не поеду. Дорого. Кризис.

– Желаю вам вылечить как можно больше психов, – сказал Знаев и встал. – Тогда ваши дела поправятся.

Марьяна посмотрела снизу вверх и строго ткнула прямым пальцем в область его живота.

– Предупреждаю: от этих препаратов могут быть побочные эффекты. Головная боль, потеря ориентации, тревожное состояние. Если что-то такое вдруг почувствуете – звоните.

Знаев вышел в коридор. Здесь на стуле маялся, дожидаясь очереди на приём, ещё один пациент доктора Пастуховой: девушка совершенно чахлого вида, узенькая, безгрудая, с тусклым взглядом. Она сидела прямо, сжав колени, и не подняла глаз при появлении Знаева. Он к месту вспомнил поговорку, придуманную грубыми мужчинами как раз про таких вот девушек: «Е…у – и пла́чу». С трудом удержавшись от улыбки, побежал вниз по лестнице. Разумеется, такую унылую девушку следовало пожалеть, погладить по голове, и только потом кормить психотропами. Но жалеть, видимо, было некому.

«Ну и правильно, – подумал Знаев, сбегая через две ступеньки. – Меня тоже никто не жалел. Не надо нас жалеть, мы не несчастны. Наоборот.

Мы счастливчики, мы рванули из избушек с печным отоплением – прямо к звёздам.

Нас жалеть? Да мы – великие фартовые ребята».

6

Он отоварил рецепт в ближайшей аптеке, поймал такси – второе за день – и отправился домой: в квартиру на Мосфильмовской улице, ещё недавно – собственную, сейчас – неизвестно чью. Не дом, не жилье – объект исковых заявлений, заложенный и перезаложенный, затем выкупленный из залога и выставленный на продажу.

Стерильная, гулкая территория, покинутая ду́хами и домовыми.

Вошёл в кухню, морщась и поёживаясь; казалось, что пол донельзя истоптан башмаками потенциальных покупателей, что стены хранят следы оценивающих взглядов, а из углов веет чужим дыханием.

Бывшая берлога разведённого миллионера, слишком занятого для постоянных отношений.

Иногда появлялись временные подруги – и быстро исчезали.

Иногда приезжал сын, наследник, Виталий Сергеевич, гостил по нескольку дней, они часто и много говорили – но только о музыке; мальчишка не проявлял интереса ни к делам родителя, ни к его целям и устремлениям. Отец любил его, но и возле собственного ребёнка оставался одиноким. Дети не могут спасти мужчину от одиночества; только женщина может.

В кухне пахло сигаретным дымом – очевидно, сегодня маклер уже приводил на смотрины нового покупателя. А человеку, готовому заплатить два миллиона евро, не так просто возразить, если он вдруг захочет выкурить сигаретку.

Знаев открыл окно и вздохнул.

Купленные таблетки и капсулы разложил на столе в длинный ряд. Зрелище вышло настолько грозное, что он запечатлел его на память фотокамерой телефонного аппарата.

Десяток разноцветных порций сложной фармакологии, даже закономерность была: чем сильней препарат, тем меньшего размера таблетка.

Приложенные к каждой упаковке подробные инструкции Знаев развернул и тоже разложил на столе, словно карты дорог или берегов.

Тексты – мельчайшими буквами – утверждали, что препараты великолепно успокаивают буйных сумасшедших, людей с параличом мозга и послеоперационных пациентов нейрохирургии.

Он стал просматривать список побочных эффектов, нашёл множество самых невероятных и интригующих: «спутанное сознание», «провалы» и даже «пелена».

Все без исключения инструкции не рекомендовали управлять автомобилем и дружить с алкоголем.

Поэтому Знаев, проглотив нужный набор снадобий, нашёл в шкафу полбутылки аутентичного португальского портвейна – и выпил всё до капли. Пустую чёрную посудину оставил на виду, чтоб хоть как-то развлечь следующего гостя-покупателя. Не заходя в комнаты, вышел и закрыл дверь единственным оборотом ключа. Хата не моя уже, чего возиться с засовами?