Мертвая земля - К. Дж. Сэнсом

На следующее утро мы поднялись рано и, поспешно позавтракав, поехали в сопровождении Фоуберри и его людей в Хатфилдский дворец. Стало заметно теплее, легкий ветер гнал по небу кудрявые облачка и теребил меховой воротник моей черной шелковой мантии. Отправляясь во дворец, я надел также сержантскую шапочку. Николас, тоже в шелковой мантии, трусил рядом. Мой конь по кличке Бытие этим утром покинул конюшню с явной неохотой, – как видно, бедняга становился слишком стар для столь длительных поездок.

Хатфилдский дворец, удобное современное здание, возведенное из ярко-красного кирпича, имело просторный внутренний двор; оно было окружено парком, обнесенным высокими стенами. В настоящее время дворец этот являлся главной резиденцией леди Елизаветы, где проживал весь ее двор, насчитывающий около ста пятидесяти человек. У главного входа нас встретила круглолицая женщина средних лет, с серьезным и проницательным взглядом. На ней были черное платье и старомодный остроконечный головной убор, а на поясе висела связка ключей. Прежде мне уже доводилось встречаться с Бланш Харри; подобно Томасу Пэрри, она была уроженкой Уэльса и служила леди Елизавете с тех пор, когда последняя была еще грудным младенцем. Бланш не только являлась домоправительницей, но и решала, кому следует разрешить доступ к своей госпоже. Спешившись, мы склонились перед нею в низком поклоне. Кивком головы и легким мановением руки миссис Харри приказала Фоуберри и его людям удалиться; ведя под уздцы лошадей, они двинулись в сторону конюшни. Бланш смерила взглядом Николаса, державшего в руках папку с листами бумаги для записей; когда она повернулась ко мне, губы ее тронула едва заметная улыбка.

– Да ниспошлет вам Господь доброго утра, сержант Шардлейк. Боюсь, вчерашний дождь не слишком благоприятствовал вашему путешествию.

– Тем не менее, миссис Харри, оно прошло вполне благополучно, хотя мы и промокли насквозь.

Вслед за ней мы вошли в просторный вестибюль, увешанный гобеленами и обставленный изящной мебелью; впрочем, все здесь было выдержано в скромном и элегантном стиле, весьма отличном от цветистой роскоши, излюбленной старым королем. Все слуги были в темно-коричневых ливреях; иными словами, протестантский дух царствовал повсюду.

Пройдя по знакомому мне коридору, мы остановились у дверей кабинета мастера Пэрри. Повернувшись к нам, миссис Бланш негромко произнесла:

– Мастер Пэрри, несомненно, сообщит вам, что я осведомлена о том деле, ради которого он вызвал вас сюда. Кроме меня, об этом не знает ни одна живая душа. Запомните, ни слова… – тут она пристально взглянула на Николаса, – ни слова об этом не должно быть произнесено за пределами кабинета.

Николас слегка поклонился в знак согласия.

Миссис Бланш постучала. Раздался низкий голос Пэрри, приглашавший нас войти. Когда мы вошли, миссис Бланш закрыла за нами дверь; до меня долетел звук ее удаляющихся шагов и звяканье ключей у нее на поясе.

Томасу Пэрри, рослому крупному мужчине, недавно перевалило за сорок; тело его, еще вчера сильное и статное, начало помаленьку обрастать жирком. Черные его волосы, согласно моде, были коротко подстрижены, на румяном лице выделялся крупный нос, а маленькие голубые глаза смотрели пронзительно и въедливо. Гофмейстер леди Елизаветы, вершитель ее дел. Подобно многим высокопоставленным вельможам, он попробовал свои силы, работая под началом Томаса Кромвеля; в прошедшем десятилетии этот человек немало поспособствовал уничтожению католических монастырей. Как всегда добродушный и жизнерадостный, мастер Пэрри направился к нам:

– Рад вас видеть, Мэтью. Простите, что пришлось так срочно сорвать вас с места. Представляю, как вы вчера промокли под этим дождем, будь он неладен. Одному Богу известно, какой урожай ожидает нас при столь скверной погоде. Ячмень едва дал всходы, а ведь уже лето.

– То же самое я подумал вчера, глядя на окрестные поля, мастер Пэрри.

– Фоуберри рассказал мне, что вы видели каких-то людей, которые разожгли костер поблизости от города. Как выяснилось, это всего-навсего несколько бродяг, бывших сапожников из Нортгемптона. Своим ремеслом они больше кормиться не могут, вот и решили попытать счастья в Лондоне. Правда, при них оказались ножи и дубинки, так что уж не знаю, чем они там надумали промышлять. Как бы то ни было, констебль из Хатфилда и его стражники велели им убираться прочь.

– Понятно.

– О Мэтью, я вижу в вашем взгляде укор. Знаю, вы приверженец государства общего блага и готовы всех нищих бродяг осыпать золотом. – Он подмигнул Николасу.

– По крайней мере, я хотел бы дать всем нуждающимся работу, – пожал я плечами.

– Ах, Мэтью, вряд ли это будет способствовать всеобщему благу, о котором вы так печетесь. Если все получат работу, зарплаты вырастут и цены, соответственно, тоже. И куда это приведет всех нас? – Пэрри вновь улыбнулся, самодовольной улыбкой осведомленного и здравомыслящего человека, который вразумляет оторванного от жизни идеалиста.

Глядя на его круглое веселое лицо, я невольно вспомнил фразу, брошенную Ричем в январе: когда Пэрри доставили в Тауэр и показали ему орудия пыток, у него моментально развязался язык. Но спрашивается, кто в таких обстоятельствах сумел бы устоять? Все, что рассказал Пэрри, касалось исключительно Томаса Сеймура и никоим образом не компрометировало леди Елизавету. Он был проницателен, умен и верен своей госпоже.

Пэрри повернулся к моему помощнику, которого ему уже доводилось видеть прежде, поскольку в Лондоне Николас иногда сопровождал меня во время визитов в канцелярию патрона.

– Ну а вы, молодой человек, наверняка с увлечением внимаете всем этим памфлетам и проповедям, направленным против алчных богачей?

– Нет, сэр, – ответил Николас. – Я полагаю, все эти разговоры подрывают законную государственную власть и ведут лишь к смуте и беспорядкам.

– Вижу, несмотря на молодость, вы отнюдь не глупы, – одобрительно кивнул Пэрри. – Как проходят ваши научные занятия? Еще не вступили в коллегию адвокатов?

– Надеюсь, это вскоре произойдет, хотя я и довольно поздно начал изучать юриспруденцию.

– Что ж, насколько я могу судить, вы всегда выполняете свою работу добросовестно. – Лицо Пэрри внезапно стало серьезным, и, подобно миссис Бланш, он устремил на Николаса испытующий взгляд. – С вами можно обсуждать вопросы, которые необходимо держать в строжайшем секрете? Предупреждаю: подробности дела, о котором нам предстоит говорить, производят тягостное и даже отталкивающее впечатление, а также способны породить множество гнусных сплетен.

– Тягостное и даже отталкивающее впечатление, сэр? – растерянно переспросил Николас.

Судя по вытаращенным от удивления глазам Овертона, подобного поворота он никак не ожидал. Я, впрочем, тоже.

Лицо Пэрри оставалось непроницаемым.

– Да, речь пойдет о вещах воистину ужасающих, – проронил он.

– Мастер Пэрри, я никогда не обманывал доверия своих клиентов, – произнес Николас.