Война маленького человека - Ирина Малышко

26 мая – день начала АТО

Я на следующий день по своей любимой привычке совершила пешую прогулку по городу. Город еще не вымер, он испуганно замер, на улицах никого не было. Но пациент был скорее жив, чем мертв. Я купила букет цветов у бабушки на Шахтерской площади. Бабуля продала его за копейки и очень спешила домой, ее пугал комендантский час, который ввели с 20.00, а было уже начало девятого. Никто еще серьезно к этим нововведениям не относился. Я спросила: «А кто ввел комендантский час?» Бабуля мне в ответ: «Ну эти, самозванцы».

После начала АТО из города потянулись вереницы машин. Говорят, только за один день уехали 150 тысяч человек. Страну стали наполнять беженцы из Донбасса. А Facebook заполнили посты на украинском языке, написанные как под копирку о донецких и луганских, сидящих в «бандеровском» Львове на всем готовом и люто ненавидящих Украину. Частично это было правдой. С одним «но». Те, кто писал эти посты, не знали психологию донецких и луганских «ватников». Они бы никогда не поехали в украиноязычный Львов, потому что искренне боялись «бандеровцев». Они осели в Днепре, Харькове, Одессе, в крайнем случае Виннице. Эти написанные как под копирку посты были частью информационной войны, которую Украина проиграла. Посты «шарились», их «лайкали». Донецких и луганских люто ненавидели.

В начале июня я по делам съездила в Киев. Из Донецка еще ходили поезда, но в городе уже вовсю хозяйничали «орки». Я помню, как я лежала на своей полке, и мне казалось, что сейчас поезд остановится, ворвутся «эти» с жуткими полосатыми ленточками и меня не пропустят в Украину. Выдохнула я только в Киеве.

В Киеве на одной из светских тусовок я познакомилась с директором модного киевского лицея. От него я выслушала очень много традиционно нелицеприятных и порой очень справедливых слов по поводу донецких. Он, как и многие другие, цитировал слово в слово посты из Facebook’а о неблагодарных беженцах из Донбасса. Представление о Донбассе у него было однозначно негативно и достаточно своеобразно. Он считал, к примеру, что, за редким исключением, жители Донбасса никогда не бывали за границей. Я почему-то сразу вспомнила улицы Донецка в мирное время, где основными марками автомобилей были «порше», «мерсы», «ауди», а также, как говорили модные девушки, растягивая гласные: «би эм дабл ю». В Донецке мой визави был когда-то очень давно и проездом.

Правда, он в конце нашей беседы сказал: «Вот видите – мы же смогли найти с вами общий язык». Он был искренне уверен, что вывел меня на истинный путь, и в упор не хотел видеть, что мы с ним были всегда в одной команде. «Своей» я для него так и не стала.

Этот случай не был, как любят выражаться журналисты, прецедентом, он отражал существующие реалии. Я оказалась дамой крайне впечатлительной и ранимой. В свете всех этих тенденций вешать на себя ярлык «переселенца» мне совсем не хотелось. Я приняла решение остаться в Донецке и ждать «своих» до победного. В моей голове ни на минуту не возникла мысль, что «эти», с их жуткими полосатыми ленточками и не менее жуткими триколорами, надолго. Я была абсолютно уверена, что все скоро закончится. Я искренне верила в «нашу» победу.

В Донецке обстановка накалялась. Людей вокруг меня становилось все меньше. Практически все мои знакомые уехали. Я их прекрасно понимала. Дети не должны слышать взрывы, а здесь становилось реально опасно. Мама была на даче. Я осталась в оккупированном Донецке. Поезда уже не ездили. Самолеты уже давно не летали. А пароходов у нас никогда и не было. Город окончательно накрыли тучи Мордора.

Я осталась ждать «своих».

Прогулка после начала АТО

Прогулка после начала АТО

Донецк пустел на глазах. В какой-то момент я обнаружила, что осталась практически одна в подъезде, не считая несколько пар пенсионеров.

Я всегда хорошо переносила одиночество. Несколько последних лет была «свободным художником» и работала дома, так что мне было не привыкать. Мой режим дня не слишком изменился. Из дома я выходила редко.

Мой дом располагался очень удачно – между двумя большими супермаркетами и модным спортклубом «Спортмакс». На моем внутреннем сленге они назывались: «Мой бермудский треугольник».

Чтобы привлечь хоть каких-то клиентов в опустевшем городе, спортклуб сделал очень выгодные скидки. Я купила абонемент и дрейфовала между спортклубом, домом и супермаркетами. К тому же в «Спортмаксе» была всегда горячая вода. В квартиры давали уже порционно: только по четыре часа.

В спортклуб людей ходило очень мало, точнее, их практически не было, но единицы, те, что остались – ходили постоянно. Даже после серьезных ночных обстрелов утром все были на беговых дорожках. Я подружилась с тренерами. Один из них отлично пел. Тренировки проходили под его сопровождение а капелла. Было весело. В спортзале ты вообще забывал, что происходит за окнами клуба.

В какой-то момент наших страшных событий у меня началась Ван-Гого-мания. Голландские промышленные районы на картинах Ван Гога, очень напоминавшие родные донецкие просторы, его желто-голубые натюрморты так перекликались с событиями, происходившими вокруг меня, и вселяли столько надежды на лучшее, что я стала давать этим картинам свои собственные названия. Позднее к игре «Ван Гог – самый украинский из самых украинских художников» присоединились и мои друзья.

Я работала, постила Ван Гога, придумывая с друзьями новые названия к его картинам, занималась спортом, лопала свои любимые шоколадки Roshen и мороженое типа Baskin-Robbins, приобретаемые в супермаркетах рядом с моим домом. Мороженое было неестественно голубого цвета. «Голубой ангел. Со вкусом моря», – невозмутимо пояснила мне продавщица. Море этим летом мне явно не светило, зато спортивные упражнения, шоколадки и мороженое отлично помогали справляться с перманентным стрессом, в котором мы все пребывали.

Город продолжал жить своей скрытой жизнью. Исправно работали коммунальщики, независимо от того, были обстрелы или нет. Как по часам вывозили мусор. Подстригали и поливали газоны. Временами работа коммунальных служб напоминала маниакальный женский психоз, когда в состоянии крайнего стресса женщина начинает вычищать свою квартиру до блеска. Что-то было в этом жуткое: пустой город с идеально чистыми улицами, идеально подстриженными газонами и идеально обработанными клумбами.

Выходить в «большой город» мне не хотелось, там то и дело попадались «эти» в камуфляже с полосатыми ленточками, автоматами и в резиновых тапках.