(Не) мой папа - Маргарита Дюжева

Я прячу телефон и снова впрягаюсь в работу, тайно надеясь, что после встречи он меня отпустит, но, увы — приходится возвращаться в офис. Мне нужно срочно подготовить обновленный договор и отправить его по электронной почте, а еще сделать несколько контрольных звонков.

Когда я с этим заканчиваю, в офисе уже никого нет. Все разошлись. Остались только мы, пара бедолаг в другом отделе да охранник на первом этаже. Мне тоже хочется домой, но времени еще только половина седьмого, начальник вполне может дать мне еще парочку заданий.

— Евгения, зайдите ко мне, — зовет меня по селектору.

Я устало вздыхаю, поднимаюсь и заглядываю к нему в кабинет.

— Да, Константин Олегович.

— Сделайте мне, пожалуйста, кофе, — смотрит на меня долгим задумчивым взглядом, — крепкий, две ложки сахара, без молока.

— Секундочку. Сейчас сделаю.

К счастью, задание сказалось совсем простым. Жму нужные кнопки на кофемашине, добавляю сахар и на красивом подносе несу начальнику кофе, дополнительно прихватив вазочку с зефиром.

Он сидит в кресле, устало прикрыв глаза и потирая виски, и мне даже становится его жаль. Первый день на новом месте и уже весь в заботах.

Ставлю перед ним поднос:

— Пожалуйста, ваш кофе.

Он поднимает на меня странный взгляд. Сначала смотрит на лицо, потом спускается ниже — на блузку, а затем скользит вниз до кончиков туфель. Я старательно улыбаюсь, хотя в голове звенят тревожные колокольчики:

— Что-то еще?

— Да, — отъезжает на стуле назад, — давай под стол.

— Что простите?

— Я вроде ясно выразился, — взглядом указывает на свой пах.

На меня нападает ступор. Я смотрю на него, наверное, минуту, прежде чем через силу из себя выдавливаю:

— Это шутка такая?

— Я похож на шутника? — поднимает темные брови и смотрит в упор, как равнодушная змея.

— Я… Я… — у меня пересыхает в горле. Не могу ничего сказать.

— Вы — моя помощница, а мои помощники должны быть готовы к любым заданиям.

Может, он меня проверяет? Наверняка проверяет! Решил узнать, каков мой моральный облик, на что я готова ради денег.

— В мои обязанности не входит удовлетворять вас после тяжелого рабочего дня.

Я говорю это четко, строго, чеканя каждый слог. Я свои инструкции знаю, прочла от корки до корки. Пусть проверяет, сколько хочет.

— А ты думаешь, премию просто так дают? За то, что бумажки с места на места перекладываешь и по телефону болтаешь? — он спрашивает это с таким пренебрежением к моей сегодняшней работе, что я невольно краснею.

Какая-то неправильная проверка. Слишком уж наглая и бесцеремонная.

— Пожалуй, я пойду.

Вместо ответа он одним резким движением хватает меня за руку:

— Не так быстро, Женечка. Мы еще не закончили.

— Что вы себе позволяете?!

— Ничего такого особенного. Я посмотрел твое личное дело — ребенок у тебя есть, так что ты точно знаешь, откуда они берутся. Поэтому не строй из себя недотрогу. Чем лучше будешь стараться, тем крупнее премия. Вперед.

Ни черта это не проверка! Он реально предлагает мне залезть под стол, расстегнуть ему брюки и…

У меня перед глазами темнеет. Не осознавая, что творю, хватаю кружку с кофе и выплескиваю ее содержимое наглецу на то самое место, к которому он предлагает прикоснуться. Напиток еще горячий, поэтому босс вскакивает, ошпаренный, шипит, смахивая с себя жидкость, а я, воспользовавшись моментом, выскакиваю из кабинета.

Мне в спину несутся угрозы и обещания стереть в порошок.

— А ну стоять! — рычит он.

Срываю с вешалки куртку, хватаю свою незакрытую сумку, из которой во все стороны торчит барахло, и бегу прочь.

Мне страшно, что он бросится меня преследовать, поэтому, едва завернув за угол, прячусь в первый попавшийся кабинет и, как оказывается, не зря. Буквально через минуту Седов проносится мимо. Я слушаю топот его ног и не могу дышать. Всю трясет. От страха, обиды и отвращения. Даже тошнит.

Вот козлина. Я даже подумать не могла, что в первый же день моя новая работа обернется таким кошмаром.

Мне приходится сидеть в кабинете еще полчаса, не меньше. Все кажется, что сейчас выйду, и босс на меня набросится. Поэтому дожидаюсь, когда его машина уезжает с парковки, и только тогда спускаюсь вниз, вызывая такси.

Охранник смотрит на меня, как на умалишенную:

— Жень, ты чего здесь забыла в такой час? Уже все ушли!

— Работала, Лёнь. Я просто работала, — говорю, а сам чуть не реву. Как вспомню холодный взгляд нового начальника, так ком поперек горла встает.

— Делать тебе, что ли, нечего? Всех денег не заработаешь.

Я знаю. Только что отказалась от премии и от новой должности тоже.

— Проект завершала, — тяжело вздыхаю, натягиваю шапку по самые брови.

— Завершила?

— Да.

Еще как завершила. Ноги моей больше в том кабинете не будет. Пусть сам себе помогает после долго трудового дня и премию сам себе за старание выписывает. А я перебьюсь.

— Вот и правильно. Отдыхать надо. Скоро Новый год, мандарины, праздник, а ты выглядишь, как перепуганная моль.

— Спасибо тебе, добрый человек, — я грустно усмехаюсь, поправляю шарф.

— Ты ж знаешь, я любя.

Он действительно не со зла. У Лёни десять классов образования и полное отсутствие такта. Зато добрый.

— Угу, знаю, — прощаюсь с ним и выхожу на улицу.

Под вечер становится морозно, под ногами хрустит снег, а я прыгаю на ступенях, жду такси и пытаюсь не зареветь.

Сходила поработала, мать вашу. Лучше бы дочь нормально из сада забрала и снеговика с ней слепила.

* * *

По пробкам и нерасчищенным дорогам добираюсь до дома неприлично долго. Уставшая, несчастная, измученная я поднимаюсь не к себе на пятый, а на два этажа выше, туда, где живет Лана.

— Ого, — только и выдает она, когда открывает дверь и видит мою осунувшуюся физиономию, — кто-то переработал?

— Кто попал в очередную ж… Привет, малышка, — ко мне выбегает Маришка.

На ней новая пижама с котиками и авокадо:

— Смотри, что мне тетя Лана подарила.

Тете Лане надо дать по этой самой ж… Вечно она мелкую балует: то игрушки, то одежда, то всякие сладости.

— Очень красиво! — обнимаю девочку, а сама с укором смотрю на подругу.

Та только руками разводит, дескать, что хочу, то и делаю.

— Мы слепили снеговика, потом ели сосиски-осьминожки и наряжали елку, — взахлеб рассказывает Мариша.