Пират - Джин Вулф

Тогда священник показал мне, как прицеплять кувшин к крюку колодезной веревки. Выпускать веревку следовало осторожно, поскольку сосуд будет плавать на поверхности, рискуя соскочить с крюка, пока в него не наберется порядочно воды.

Выйдя с кувшином наружу, я подобрал валявшийся на земле обрывок веревки, отнял от нее одну крученую прядь и положил в карман. Затем взобрался на помост, где находились рабы, укладывавшие каменные блоки на раствор. Я дал мужчинам напиться, а потом немного поговорил с ними и вернулся обратно в церковь. Когда я подошел к колодцу, священник поинтересовался, что я делаю, и я показал, как можно закрепить ручку сосуда на крюке с помощью двух «полуштыков». Он потряс крюком, проверяя, соскочит ли с него кувшин. Разумеется, кувшин не соскочил, так что мы спокойно опустили его в колодец и вытащили, когда он наполнился.

— Сын мой, — промолвил священник, — ты ангел Господень, но мне не следовало позволять тебе выполнять мою работу даже единожды. Мой долг — нести знание о Христе этим бедным людям.

— Ну, я тоже пытался сделать это, падре, — признался я. — Конечно, здесь я вряд ли могу тягаться с вами, но я сказал, что Бог в Своей безмерной любви к ним послал Иисуса, чтобы они снова примирились с Ним.

Мы сели в тени и немного побеседовали. Потом священник снова вышел с кувшином наружу. По возвращении он опять закрепил ручку сосуда на крюке. Он возился с узлами дольше меня, но у него все получилось. Пока кувшин наполнялся, мы присели и еще немного поговорили. Я сказал, что рабов надо освободить и что никто не должен быть рабом.

— Согласен, сын мой. Но какую пользу извлекут они из свободы, коли не знают Бога? Они не спасут свои души, ибо не смогут.

— Но может, они скорее найдут Бога, если получат свободу, чтобы искать Его, — возразил я. — Вдобавок тогда им не придется работать на износ, и они станут лучше питаться.

— Что непременно произойдет, сын мой, если они поработят других, как некогда порабощали их. Нынешние рабовладельцы обладают свободой, чтобы искать Бога. Ты считаешь, они нашли Его?

Я пожал плечами.

— Ответь мне, сын мой. Ты так считаешь?

Мне пришлось признать, что не похоже на то.

— Ты в силах освободить рабов, сын мой?

Я помотал головой:

— Для этого потребовался бы целый воз реалов, а у меня совсем нет денег.

— И я не в силах, сын мой. Но я могу показать надсмотрщикам, стражникам и самим рабам, как христианин должен относиться к ближним.

Потом священник рассказал про церковь, расположенную через несколько улиц, и я пошел посмотреть на нее. Я оказал там посильную помощь и валился с ног от усталости ко времени, когда вернулся на корабль.

Сеньор весь день оставался на борту с боцманом и Савалой, самым старым матросом из вахты левого борта. Они подозвали меня, усадили рядом и принялись подшучивать надо мной по поводу девушек и всего такого прочего. Я просто ухмылялся, мотал головой и говорил, что не встретил ни одной. Совершенно не кривя душой.

Убедившись, что разозлить меня не удастся, они заговорили на другие темы. Так я узнал, что Веракрус является «портом сокровищ». Скоро сюда придет галеон, чтобы отвезти сокровища в Испанию, и мы дождемся его и поплывем в Испанию с ним.

«Чтобы находиться под защитой пятидесяти пушек», — так сказал Сеньор. Я хотел узнать побольше про казначейство с сокровищами и выяснить, где оно находится. Я понимал, что мне никто ничего не скажет, коли я спрошу, а потому помалкивал и держал ушки на макушке.

Еще несколько матросов вернулись на корабль, все пьяные в стельку. Сеньор позволил им спать на палубе или в носовом кубрике, что вполне меня устраивало. Немного погодя я тоже улегся на палубе и заснул под их болтовню.

Вскоре боцман разбудил меня, тряхнув за плечо. Мне показалось, что я проспал недолго, но луна уже взошла и стояла высоко в небе. Капитан уже вернулся, на палубе сидели и болтали еще несколько матросов, и Сеньор, боцман, старый Савала и я получили приказ сойти на берег и собрать всех, кого найдем там.

Так что мне пришлось таскаться по тавернам и вдобавок разговаривать там с разными девушками, красотками и страхолюдинами. Все они подшучивали надо мной еще грубее и пошлее, чем Сеньор и боцман. «Возвращайся сюда один, и я покажу тебе штучки, каких ты никогда еще не видел». «Посиди со мной, и я выпрямлю твой кривой носишко». «Да! Он вытянется, выпрямится и гордо задерется». И так далее и тому подобное, вплоть до самых грязных сальностей. Итальянский отлично подходит для непристойных разговоров, но иногда мне кажется, что лучше испанского нет на всем белом свете. Девицы с великим удовольствием дразнили меня, смеялись надо мной и над каждым моим словом и так веселились, что в конце концов я сказал:

— Слушайте внимательно! Вы мои должницы, все вы, и в ближайшее время я приду собрать с вас долги.

На следующий день капитан перевел меня в вахту правого борта. Мы работали до наступления жары — мыли палубу, заменяли изношенные снасти и все такое прочее, — а потом снова сошли на берег. Теперь я знал, что большинство матросов, пообещавших вернуться к ночи, нагло соврали и не вернутся на корабль, пока кто-нибудь не придет за ними. Чего я лично не собирался больше делать.

Поначалу я хотел просто найти на берегу место, где можно поспать, — например, в церкви, где я познакомился со священником. Но потом решил, что мне надо всего лишь пробраться обратно на корабль незаметно для Сеньора. Тогда я смогу вернуться пораньше, подвесить свою койку в носовом кубрике, как обычно, и задать храпака. Это будет гораздо лучше, чем спать в каком-нибудь закутке в грязном переулке (до поступления на «Санта-Чариту» я часто так делал), и таким образом я не нарушу своего слова. Я не обещал доложиться Сеньору по возвращении, обещал только вернуться на корабль к ночи.

Однако первым делом я завязал разговор с каким-то человеком на рынке и выяснил, где находится казначейство. Оказалось, оно располагается за строящейся крепостью, неподалеку от места, где я накануне наблюдал за рабами.

Я отправился туда и стал болтаться там, разглядывая казначейство, а в скором времени мне по-настоящему повезло. На улице появились солдаты с мулами (с целой сотней, наверное), и большие двери открылись. Мулы везли серебряные слитки — каждый из них весил столько, что представлял собой изрядную ношу для взрослого мужчины, — и я стал наблюдать, как солдаты разгружают слитки и затаскивают внутрь.

Здание казначейства было не очень большим и не очень высоким — даже ниже нашей маленькой часовни в монастыре. Но оно имело толстые стены и массивные, окованные железом двери, а в верхней своей части напоминало крепостной замок, с парапетной стенкой с бойницами для ведения огня. Тогда я не думал о том, как бы заполучить серебро, и вообще не помышлял ни о чем подобном. Но я сразу понял, что любой, возымевший такое желание, должен захватить слитки, пока они еще на мулах.

Потом я вернулся к заливу, чтобы посмотреть на «Санта-Чариту» перед закатом. Там мне снова повезло. В порт заходил большой галеон, и я наблюдал за швартовкой от начала до конца. Он был раз в пять больше нашего корабля, с крестами на всех парусах, с украшенной затейливой резьбой и позолоченной кормой.