Только хорошие умирают молодыми - Алексей Гридин

Именно Данил Сергеевич, бывший до Катастрофы милицейским капитаном, сыграл немалую роль в том, чтобы те банды, предводители которых хоть как-то походили на людей и старались вести себя по-человечески, собрались вместе и объединились. А что? Любая власть в далеком-далеком прошлом произошла от какой-нибудь банды, вожак которой вовремя понял, что резать всех без разбору — это неправильно. От пуль кравченковских ребят отправились на тот свет и Леха Петля, и Бешеный Барон, и безумный проповедник Иоанн Добропас (которого, говорят, до Катастрофы собратья-бомжи звали попросту Ванька Жаба), провозгласивший наступление Царства Божьего на земле и причащавший своих апостолов собственным мясом, и многие другие, кто не соглашается поступиться своими интересами в пользу общего блага. А затем как-то так вышло, что власть над «нашим городом» постепенно перешла в руки Штаба, который составили люди, бывшие в «цивилизованных бандах» на вторых ролях, эдакими «серыми кардиналами». Штабистов никто не выбирал — они сами назначили себя для координации усилий тех, кто остался в живых. Они не проводили никаких репрессий, казнили только по суду и только тех, чьи преступления были настоящими преступлениями, а не проявлениями диссидентства, хотя злые языки и поговаривали порой, что недовольный ростом влияния Штаба Вовчик Каратаев, бывший до Катастрофы одним из лидеров городских байкеров, а после возглавивший выживших моторокеров, не пропал без вести, а нарвался на пулю по приказу кого-то из штабистов. Как бы то ни было на самом деле, Штаб был вполне похож на вменяемую администрацию, и в какой-то момент Кравченко ушел сам.

Почему Олег пошел именно к Кравченко? Да просто потому, что Данил Сергеевич и его ребята вытащили Музыканта буквально с того света. Можно сказать, с самого порога ада выдернули. Это случилось через три месяца после Катастрофы, когда пришла зима и холода косили людей, которые не знали, что делать в панельных многоэтажках, лишенных привычного отопления. Примитивные печурки, с которыми горожане в массе своей правильно обращаться не умели, становились причиной пожаров, и квартиры выгорали одна за другой. Не хватало еды. Апостолы Ваньки Жабы бродили по улицам, хватая неосторожных прохожих, и, говорят, скармливали их сдвинувшимся от принудительных медитаций и постов прихожанам. Тем, кто спасался от рук религиозных фанатиков, приходилось беречься цыган, которые, словно в апокалиптическом сне, разъезжали по городу на грузовиках, сжигая остатки драгоценного бензина, и стреляли в каждого, в ком не признавали сородича, — а таких, естественно, было подавляющее большинство. Городская администрация кое-как контролировала центр города, постепенно теряя всякое представление о том, что происходит на окраинах.

Кравченко тогда сколотил костяк своей банды, установил в ней жесткую и даже жестокую дисциплину и принялся методично насаждать добро и защищать человечность автоматным огнем и взрывами гранат. Людоеды, националисты всех мастей, обычные мародеры — все признавались врагами, с которыми нечего было церемониться. Во время одной из операций они и нашли Олега.

Проблемы со слухом у Музыканта начались еще перед Катастрофой. Конечно, его пытались лечить, но никакие старания врачей не давали толку. А потом мир перевернулся вверх тормашками, и стало не до этого. Отец Олега, занимавший высокий пост в городской администрации, из кожи вон лез и пытался порваться на много маленьких лидеров, чтобы везде поспеть и спасти еще кого-нибудь. Дома он почти не появлялся. Потом заболела мать. В конце концов вышло так, что предоставленный сам себе юноша, к тому времени совсем уже оглохший (повлияла ли на это Катастрофа или Музыкант лишился слуха из-за того, что его больше не лечили, теперь никто уже не скажет), январским вечером пошел на раздачу бесплатной еды. И на обратном пути, когда до родного дома оставалось рукой подать, его прихватила шайка, промышлявшая тем, что отбирала продукты у одиночек вроде Олега.

Двое сытых и здоровых розоволицых мужиков в добротных полушубках, туго перепоясанных армейскими ремнями, преградили ему дорогу. Будущий снайпер и дернуться не успел, как сзади из вечернего сумрака возникли еще двое.

— Ну что, — сказал один, похлопывая себя по ладони бейсбольной битой, — сам хавку отдашь или тебя придется по-плохому просить?

Олег попятился, пока не уперся спиной в бетонный забор, ограждавший место начатой незадолго до Катастрофы стройки. Четверо грабителей не препятствовали ему — они отлично понимали, что жертва никуда не денется. Сказать честно, им даже не сильно интересно было отобрать у парня жалкий пакет с булкой хлеба и парой банок консервов. У них выдался удачный день, и сытые розоволицые ребята могли себе позволить роскошь бросить охоту и вернуться в логово. Но оставаться на улице их заставляло желание покуражиться, и одинокий парнишка показался четверке вполне подходящей кандидатурой.

Олег почувствовал плечом забор и понял, что отступать некуда. Драться он не хотел и не умел. Это потом он станет не знающим промаха снайпером, полулегендарным Музыкантом, о котором ходят самые разные слухи, один другого причудливее, жизнь заставит его крутиться, уметь сжимать кулаки и быстро и точно вколачивать их в противника. Пока что все было не так — обычный домашний мальчик, недоучившийся студент, последний раз дравшийся в третьем классе, столкнулся с тренированной сворой псов, мечтающих о крови.

Бита в руках говорливого неторопливо поднималась, пока не уперлась Олегу в пах. Остальные трое одобрительно ухмылялись, выстроившись полукругом за его спиной.

— Эй, мудила. — В голосе грабителя звучали ласковые нотки. — Ты что, язык проглотил? Гони сюда пакет, пока я тебе не сделал яйца всмятку.

Олег мертвой хваткой вцепился в пакет. Он не знал, что делать, но одно понимал точно: с едой он не расстанется. Сначала даже испуга не было, потому что он не верил, будто с ним может произойти что-то по-настоящему страшное, а через мгновение его накрыло волной ужаса, да так, что всю волю пришлось сгрести в кулак, чтобы удержать себя на ногах.

— Ну вот, ребята, — пожаловался стоящий перед Олегом мужик, — не хочет он по-хорошему. Да, сучонок?

Бита ткнулась вперед, заставив Олега судорожно охнуть и скрючиться, прикрывая руками пах. Тут же он взвыл от боли, тряся ушибленной ладонью.

— Смирно стоять, падла! — гаркнул кто-то из стоявшей поодаль троицы.

Издевавшийся над жертвой грабитель лениво описал битой полукруг и ударил парня по запястью, на котором висел пакет с едой. Как выяснилось потом, кость хоть и не сломалась, но треснула. От этого удара Олег упал на колени, перехватив разбитое запястье ладонью. Он снизу вверх посмотрел на своих мучителей бешеными глазами и даже попытался вскочить и броситься на них, но новый удар — на этот раз в плечо — швырнул его в снег.

Грабители могли спокойно снять с его руки злосчастный пакет с консервами и хлебом и спокойно уйти. Но им хотелось растянуть развлечение, увидеть, как мальчишка, размазывая по щекам слезы и сопли, сам протянет им добычу. Только Олег почему-то этого не делал. Значит, нужно продолжать.

Бита приблизилась к лицу, легонько погладила Олега по щеке. Он мотнул головой, от неловкого резкого движения упала шапка, ветер подхватил длинные волосы.