Сад чародея - Геза Чат
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В окнах то загорался, то потухал тусклый свет. В кофейнях лишь изредка можно было увидеть одиноких посетителей. Сидя за столиками, они мечтательно глядели вдаль, забыв о тлеющих в пепельницах сигаретах. Из окон высоких многоэтажных домов высовывались молодые девушки, судорожно вдыхая прохладный воздух.
Доктор Петер, главный врач больницы Сент-Андраш, который как раз в это время медленно брел домой, вдруг остановился. Хотя останавливаться посреди улицы, теряя драгоценное время, было совсем не в его привычках. Раньше и у него бывали сентиментальные порывы, но он был вынужден признать, что чувства отнимают слишком много времени, и мало-помалу избавился от проявлений душевной жизни.
Однако на этот раз что-то заставило доктора остановиться. Он снял шляпу и глубоко вздохнул. С деревьев уже давно облетела листва. Стоял декабрь, но воздух был по-весеннему теплым, хотя и без опьяняющего запаха весны.
Для земли и людей этот день стал днем воспоминаний — о прошлом и о весне. Проспект был объят тишиной, и все были во власти одного и того же невыразимого чувства. И доктор Петер тоже не мог противостоять этим странным чарам, которые мало-помалу взяли над ним верх. Задумчиво глядя перед собой, он медленно продолжил свой путь.
На улице было тихо, как в храме. Как будто люди чувствовали, что такого дня, как сегодня, они больше никогда не увидят. И что хоть раз в жизни им нужно помолиться: пусть даже от этого не будет никакой пользы, но все-таки нужно.
Доктор Петер пришел домой. Потер лоб, обошел квартиру, открыл окно в приемной и сел к нему.
Вам знакомы такие вечера? Когда крохотные и простые составляющие человеческого счастья вдруг приобретают огромное значение? Когда всесильная воля неожиданно съеживается и теряет свою силу, а души, в которые мы не верим, как-то проникают в нас и управляют нашими действиями?
В воздухе слышится тихое трепетание крыльев.
Оглядываются души умерших.
Доктор вздрогнул. Кто-то звонил в дверь. Он открыл. Стройная девушка, чьи черты были неразличимы в сумерках, едва заметной тенью проскользнула в дом. Она не поздоровалась.
Доктор тоже ничего не сказал.
Он узнал ее.
Перед ним ожило бледное девичье лицо и алые губы. Он почувствовал аромат, исходивший от красивых светлых волос, и вспомнил стройную, даже худую, но все же прекрасную фигуру. Дело прошлого, мальчишеский флирт, мимолетная любовная история, чуть более значительная, чем прочие, которая однажды вдруг оборвалась…
А теперь они, как раньше, взялись за руки.
Но вот уже искренний и плачущий темно-синий вечер превратился в таинственную, мрачную, черную ночь.
Кофейни затихли.
На улице раздались было какие-то крики, и снова все стихло. Воцарилось ровное, монотонное спокойствие. Потом откуда-то с полей налетел предрассветный ветерок, и зазвенел стеклами оставленных открытыми окон. С соседних улиц донеслось дребезжание экипажей. Сонные блудные дочери звонили в свои квартиры.
Фонари затухали.
И вдруг настало ветреное, дождливое зимнее утро. От вчерашнего вечера не осталось и следа. Трава в парках была покрыта инеем, ветер сдувал одинокие листья, еще державшиеся на деревьях. Город заливало холодным дождем. Дребезжа, покрикивая и поеживаясь, работа снова входила в привычную колею. Однако в домах подниматься не спешили.
Доктор Петер проснулся с сильной головной болью. Воспоминания вчерашнего вечера снова погрузились в туман, осталось только странное чувство, которое трудно было выразить словами. Он широко зевнул, и, зарывшись лицом в подушки, повернулся к стене, не в силах понять ни того, что произошло с ним вчера, ни даже того, над чем тут можно задуматься.
Итак, вечер прошел, и настало дождливое зимнее утро!
Времени на раздумья совсем не осталось: слуга объявил, что вода для умывания готова, а в приемной уже ждут больные.
Доктор еще некоторое время колебался, стоит ли размышлять над событиями вчерашнего вечера, потом все-таки быстро поднялся с постели и пошел в ванную.
Так он начал привычную, размеренную жизнь, где для каждого дела предусмотрено свое время.
И продолжил жить так же, как и раньше.
Как будто тот вечер стерли из его памяти.
Прошла зима. Для доктора Петера она ничем не отличалась от прошлогодней: напечатали несколько его работ в медицинских журналах, он опробовал на больных несколько новых клинических методов. Жесткая напряженная работа доставляла ему своеобразную устойчивую радость. Ему нравилось, что дело его живое, бодрящее и полезное для здоровья. И, заметив однажды, что в нем затаился и другой человек — живущий эмоциями, доктор Петер решил подавить этого тирана. И ему это удалось.
Совершенно неожиданно наступила Весна. Она наполнила весь Будапешт душистым жизнерадостным ветром. В первую неделю она растопила весь снег, на следующую — выманила из земли росточки первой травы.
На улицах продавали фиалки, а несколько человек, захмелев, с бледными лицами, кружили по паркам, и жадно вдыхали холодный пьянящий весенний воздух. После полудня уже ярко светило солнце. Этот чудесный, полный надежд солнечный свет не давал умирающим окончательно покинуть этот мир, и в то же время украшал их уход, суля много тепла, фруктов и ароматных цветов. Кто не поверил бы этому обещанию?
Но затем опускались сумерки.
Шаловливая Весна была похожа сейчас на молоденькую сентиментальную девушку, которая прячется где-то среди деревьев и тихо плачет, сама не зная отчего.
Ветерок успокоился. Лишь слабые мягкие воздушные волны двигались меж высоких домов.
На проспекте вновь воцарилась тишина.
Доктор Петер остановился у одного дома. Поднялся по лестнице. Подошел к двери, которую ему открыли в то же мгновение. Его губы встретились с влажными прохладными губами девушки, и он почувствовал горячие слезы на своем лице.
А плачущая сентиментальная Весна где-то далеко, среди высоких голых деревьев, молчала в мертвой тишине.
Субботний вечер — о, он всегда прекрасен! В субботу вместо обычного горячего ужина — когда все блюда подаются по порядку, и мы едим мясо, рагу или макароны, — на стол ставят сразу много всего разного. И можно есть и пить все, что захочется. Хочешь — чай, который бабушка готовит в большом медном самоваре на маленьком столике рядом с буфетом, хочешь — яйца — и тогда нужно сказать Эве, кухарке, сколько их приготовить, хочешь — маленькие рыбки, которые папа приносит домой в коробке. В общем, пир у нас горой! На столе на одном большом блюде лежит подсушенный хлеб, на другом — масло и творог, а на третьем — печеная картошка.
Субботними вечерами папа с мамой как будто радостнее. И им (по крайней мере, мне так кажется) тоже хотелось бы, чтобы такие ужины бывали всегда, ведь они в тысячу раз веселее и приятнее, чем обычный будничный ужин.