Большая книга о разбойнике Грабше - Гудрун Паузеванг

— О мою ногу, тетя Хильда, — ответила Олли. — Прости, пожалуйста.

Но тут Грабш уперся в стол коленками. Две чашки кофе, налитые до краев, пошатнулись.

— Олли, теперь ты толкнула стол, — рассердилась тетя. — Соберись и веди себя прилично!

— Это не она, — пробурчал Грабш, — это я.

— Нет, я! — уперлась Олли.

— Нет, я! — гаркнул Грабш.

— Что случилось — не вернешь, — сказала тетя. — Поговорим о чем-нибудь другом.

Олли постелила другую скатерть и налила в чашки свежего кофе.

— Угощайтесь, — обратилась тетя к Грабшу и, отставив мизинец, поднесла чашку ко рту. — Торт испекла Олли. Я воспитала из нее хорошую хозяйку.

Грабш проголодался. В тот день он не разбойничал, и у него не было ни завтрака, ни обеда. Поэтому на торт он кинулся решительно, как привык: схватил кусок и сунул в рот, сразу откусив половину. Белым кремом он перемазал бороду и усы. А чавкал так громко, что волнистый попугайчик в клетке зачирикал.

— Очень вкусно, — промычал он с набитым ртом и рыгнул. — А что, кроме торта ничего нет?

И он хапнул второй кусок.

Тетя Хильда поставила чашку и с ужасом наблюдала за ним. Он взял вилочку для торта, почесал ею в ухе, и тетушка пронзительно вскрикнула.

— Нет, Олли, — недовольно сказала она, — этот человек тебе не подходит. Он не умеет себя вести.

— А я быстро научу его, как себя вести, — уверила Олли.

— Нет, — отрезала тетя, — кто не научился этому в детстве, тот не научится никогда. И вообще: он нам не подходит. Даже по размеру. Ты только посмотри на его брюки! Додумался прийти в гости в кожаных штанах, да еще в таких грязных! Нет, ничего хорошего у тебя с ним не выйдет. Поищи себе другого мужа, Олли, пониже, почище, поаккуратнее, который умеет себя вести и которого знают у нас в Чихенбургской округе.

— Да не хочу я никакого другого! — воскликнула Олли.

— Да кто тебя будет спрашивать! Помалкивай и не вмешивайся, — строго сказала тетя. — Разве ты знаешь, кто тебе подходит? Мала еще замуж выходить. Посиди-ка еще несколько лет тихо и мирно дома.

— Но, тетя, — закричала Олли, — я уже семь лет не расту! Я давно уже выросла! И не хочу больше сидеть дома, ходить каждый день на фабрику и рисовать пятачки свиньям-копилкам! Я хочу жить настоящей жизнью!

— Это еще что такое? — возмутилась тетя. — Ты что, меня больше не слушаешься? Иди в свою комнату, и пусть тебе там будет стыдно. А вы, господин Бородоцветочный, лучше поищите себе жену в тех краях, где вас все знают.

— Да я местный, — сказал Грабш, откусывая сразу от двух кусков торта. — Меня тут как раз все знают. Я разбойник Ромуальд Грабш.

Тетя застыла в ужасе. А потом завизжала:

— Сию минуту убирайтесь вон из моего дома, вы… вы… вы… изверг!

— Так точно, уберусь, — сказал он и стукнул кулаком в середину торта, так что крем разлетелся во все стороны. — С удовольствием!

Он вскочил из-за стола, сразу почувствовав себя легко и свободно. Стол опрокинулся, зашаталась люстра. Чашки, блюдца, лопаточки и вилочки для торта рассыпались по комнате. Тетя чуть не плакала.

— Ну что, Олли, выкрасть тебя отсюда? — спросил он.

— Да, укради, пожалуйста! — обрадовалась Олли.

— Тогда прыгай сюда, — скомандовал он. — В коридоре у вас слишком тесно. Пойдем коротким путем.

Он рванул окно так, что посыпалось стекло.

— Наконец-то свежий воздух, — сказал Грабш и шумно вдохнул.

— Олли, ты никуда не пойдешь! — закричала тетя, отрывая подушку для стула, прилипшую к грязным штанам Грабша.

Но Ромуальд Грабш уже спустил свою маленькую невесту на землю и протискивался в окно вслед за ней. Окно было маловато. Ему пришлось сложиться, как перочинный нож. Дом задрожал. С крыши попадала черепица.

— Не дом, а узкая нора! — ругался он.

— Олли, вернись сейчас же! — кричала тетя.

Вывалившись наружу, он посадил Олли себе на плечи. При виде этой картины тетя упала в обморок.

— А как же мои платья? — спросила Олли.

— Забудь, — проворчал Грабш. — Принесу с разбоя новые.

Он со всех ног бежал через пшеничное поле в лес. На этот раз он не пригибался. Да его и не было видно: над колосьями, на удивление жителей Чихендорфа, проносилась только рыжая Олли. Оборками желтого платья она обернула волосы и плечи разбойника, так что вместе они представляли собой удивительное существо.

— Э-ге-ге! — кричала Олли, приветствуя людей на поле, — я Олли-разбойница!

Тем временем тетя очнулась и, высунувшись из окна, стала звать на помощь:

— Разбой! Караул! Грабш похитил мою племянницу! Он украл Олли!

Но Олли и Грабш давно уже добежали до леса. Там они были в безопасности.

Как они были счастливы! Кружились по краю болота, валялись на траве в зарослях голубики, кувыркались, срывали цветы и подносили друг дружке понюхать, глазели на бабочек, пели, смеялись и вместе купались в водопаде. А когда стемнело, они загляделись на полную луну в вышине над лесом.

Олли называла Ромуальда и «ландыш бородатый», и «ушанчик лохматый», и «Ромушастенький» и придумала ему еще столько других нежных прозвищ, что и не сосчитать.

Он тоже старался придумать ей какое-нибудь прозвище, вертел имена и так и эдак, но додумался только приставить их одно к другому, так что получилось «Ромуальдолли». Это имечко привело его в такой восторг, что он захохотал, заикал, подавился и чуть не задохнулся.

Но той же ночью счастье их омрачилось. Матрас-то у разбойника лопнул. К тому же вдвоем они бы все равно на нем не уместились.

— А ты ложись на меня и накройся бородой, — щедро предложил Грабш, — тогда тебе будет тепло и мягко.

Олли так и сделала. Но с каждым вдохом и выдохом Грабша ее поднимало и опускало, так что у нее началась морская болезнь. А когда разбойник поворачивался во сне, она скатывалась прямо на пол, и он легко мог ее задавить.

В конце концов, под утро Грабш притащил в пещеру охапку сена, которую выволок оттуда два дня назад. На большой и мягкой куче они проспали, крепко обнявшись, до самого позднего утра: он — под одеялом в цветочек, а она — под его бородой.