Тюльпан - Ромен Гари

— Какова ваша цель? — спросил Флапс.

— Она проста, — ответил Тюльпан, взяв щепотку пепла. — Я хочу привлечь внимание чернокожих Гарлема к моей европейской родине. Я хотел бы, чтобы каждый черный брат, достойный этого имени, присоединился к моей смиренной жертве, к моему смиренному протесту. Нам в основном не хватает пищи, теплой одежды и мелочи на карманные расходы. Все дары будут приняты с признательностью. Прилагайте почтовый конверт для ответа. Моя цель — свобода для Европы, независимость для моей европейской родины без всяких условий…

Он посыпал свою голову пеплом.

— Сначала объединитесь, — сказал Биддль, — удивите всех, и независимость тут же придет. Почему бы вам для начала не разделить Европу на два больших дружественных Штата: Пакистан на востоке, а на западе — грозный такой анти-Пакистан?

— Мы просим независимости немедленно и без всяких условий, — веско изрек Тюльпан.

— В Гарлеме нет такого черного, — сказал Костелло, — который признал бы вас способными к самоуправлению. Вас, которые еще поклоняются Священной корове в ее наиболее гнусной форме — Суверенного государства. Вас, которые лижут ее божественный навоз под видом всех золотых эталонов и всех ценностей предков. Вас, которые низвели своего знаменитого Господа Милосердного и Справедливого до факира, прилипшего к доске с гвоздями, до шпагоглотателя, до ярмарочного шарлатана. Вы думаете, в Гарлеме найдется негр, готовый протянуть вам руку?

— Не изводите себя, патрон, — быстро проговорил дядя Нат.

— Это не я, это он меня изводит. И он прав — дайте ему палку, пусть бьет сильнее.

— Палок на всех не хватит, — сказал Костелло.

— Цивилизация, — настаивал Биддль, — цивилизация — это очень просто: достаточно иметь сердце. У вас есть сердце?

— Огрызок.

— Никакой у него не огрызок, — заметил дядя Нат, — не огрызок, а соловей.

— Не обращайте на него внимания, — сказал Тюльпан. — Ему всюду мерещатся соловьи.

— Вы умеете плакать? — спросил Биддль.

— Все мои слезы мертвы.

— То есть как — мертвы? Отчего?

— Слезы — дети достатка. У них слишком слабое здоровье. Им нужна крыша над головой, наваристый бульончик на обед, и тапочки, и грелка в кровать. Тогда они бывают прекрасны и пухлы, и довольно пустяка — зубной боли, любовной тоски, — чтобы заставить их покинуть гнездышко. Но дайте им две войны между отцом и сыном, разрушьте их дом, бросьте их в концлагерь — и они делаются вдруг мелкими и редкими и мрут как мухи.

— А ваши слезы — отчего они умерли?

— Одну убили в Испании, в Сопротивлении. Другую — в Греции: старую слезу-идеалистку. Несколько миллионов умерли в Польше: это все слезы евреев. Одну линчевали в Детройте, потому что у нее была негритянская кровь. Другие погибли под Сталинградом и в RAF[12], некоторых расстреляли с заложниками в Мон-Валерьен…[13]и вот теперь я совсем один, без единой слезинки, точно я не человек, а кусок сухого дерева.

— Ну вот, он опять начал, — забеспокоился Биддль. — Сначала был холстом Творца, потом голубем, веткой, следом, каплей росы. Потом стал огрызком, помнится, и соловьем. Теперь он кусок дерева. Чем он будет в следующий раз?

— В следующий раз, — сказал дядя Нат, — он станет камнем — камнем, который бросают в пропасть, чтобы узнать, глубока ли она.

— «Белый Махатма Гарлема», — прочел дядя Нат, триумфально потрясая «Гласом народа». — Клянусь силой, которая сделала меня негром, вы, патрон, теперь знамениты.

— На какой странице? — осведомился Тюльпан, слегка краснея.

— На шестой. Первые пять полностью посвящены реконструкции трущоб.

— Читайте.

— «Белый Махатма Гарлема, — с удовольствием начал дядя Нат. — Вот уже восемь дней молодой интеллигент, беженец из Европы г-н Тюльпан упрямо отказывается от любой пищи. Как заявил он одному из наших корреспондентов, „нынешнее состояние человечества вызывает ужас и отвращение у каждого, кто достоин звания человека. Мы только что одержали победу в войне, угрожавшей цивилизации, а над руинами наших городов уже витает тень нового крестового похода в защиту цивилизации. Однако цивилизация, которая за две тысячи лет своего существования не научилась истреблять насилие в зародыше, не заслуживает ничего, кроме насильственной смерти. Пришли трагические времена. Необходимы немедленные действия. Малейшее промедление будет гибельно. И потому я объявляю голодовку в знак протеста против цивилизации и требую ее немедленного уничтожения и замены чем-то другим. Да, но чем? Все предложения будут приняты, не медлите — пишите мне. Долой Соединенные Штаты Америки! Да здравствуют Соединенные Штаты Мира! Гарри Трумэна в президенты!“».

— Как?

— «Гарри Трумэна в президенты». Так и написано. Не изводите себя.

— Не буду.

Тюльпан задумчиво посыпал голову пеплом. После обеда восторженная статья, появившаяся в «Бунд», приветствовала, как в ней говорилось, «этот первый знак нового времени». «Мы — свидетели возрождения индивидуума, — с энтузиазмом провозгласил этот печатный орган. — Не будем же равнодушны к величию. Пример благородного юноши, высоко и решительно поднявшего знамя борьбы за истинно демократическое общество, за мир, лучший и справедливый…»

— Хорошо сказано, — одобрил Тюльпан, жуя гамбургер.

— Не перебивайте меня! «..лучший и справедливый, имеет особое значение для нас, цветных граждан Америки. Слишком долго страдали мы под бичом расистов, чтобы медлить с ответом на этот волнующий призыв. Мы легко могли бы сказать, что и без того достаточно заняты судьбой наших чернокожих братьев и гонениями — экономическими, моральными и социальными, — которым их постоянно подвергают. Но такое заявление было бы недостойно американских негров. Мы не допускаем никакого изоляционизма убеждений и объявляем подписку, чтобы предоставить все необходимые средства Постящемуся Европейцу и его великому гуманистическому движению „Молитва за Победителей“». Вы нашли хорошее имя для своего дела, патрон, — одобрил дядя Нат.

— Ничего я не находил, — проворчал Тюльпан. — Это они нашли. Оно само оказалось у них на устах, как улыбка.

Тут же «Глас народа» откликнулся передовицей, которая и привлекла наконец внимание цивилизованной общественности к Белому Махатме Гарлема. Издание доводило до сведения читателей, что, дабы ответить на призыв Постящегося Европейца, редакция газеты, которая всегда в первых рядах, если речь идет о добром деле, открывает подписку в пользу движения «Молитва за Победителей», «само название которого, — говорилось в заключение, — залог справедливости, сострадания и солидарности человеческой. Редакция: 30 долларов». Следом несколько частных пожертвований: «Флапс: один доллар. Плуто: пятьдесят центов и ни центом больше».