Воин любви. История любви и прощения - Мелтон Дойл Гленнон

Я закуриваю другую сигарету и смотрю на него. Он высок и строен, у него густые черные волосы. Роскошными мышцами на руках и скульптурно вылепленной грудью он напоминает античного бога. Мне страшно хочется положить руку ему на плечо, чтобы почувствовать тепло и гладкость его кожи. Похоже, он был бы не против. В его глазах играют искорки. Ему вполне комфортно в этом великолепном загорелом теле. Каждый раз, когда он улыбается, мне хочется улыбнуться вместе с ним. Он экзотический, соблазнительный, потрясающий. Но в толпе незнакомых людей он еще и напоминает мне о доме. Мы ходили по одним и тем же коридорам и классам, росли в одном городе. Мы из одного места. Я узнаю его. Он смеется чему-то, что сказала потрясающей красоты девушка рядом с ним. И я сразу же ощущаю ревность. Мне нужно либо стоять рядом с Крейгом, трогать его и заставлять смеяться, либо никогда больше его не видеть. Неопределенность становится мучительной.

Боль усиливается, когда я, приглядевшись, замечаю, что Крейг буквально окружен красивыми девушками. Четверо из них выстроились вокруг него подковой, словно он – солнце, а они тянутся к его свету. Девушки выглядят просто потрясающе. Каждая ростом не меньше 180 см, с длинными, волнистыми волосами, практически без макияжа. Они словно сошли с рекламы зубной пасты. На их фоне я чувствую себя замарашкой. Какой смысл пытаться, когда в мире существуют такие девушки? Я стараюсь справиться с желанием коснуться руки Крейга. Думаю о том, что мне не нравится в этих красотках. Во-первых, их ноги. Все восемь ног длинные и загорелые. На девушках короткие шорты – не вульгарные, а спортивные. В походе по барам спортивность неуместна, если только спортивный азарт не связан с выпивкой. Во-вторых, пьют они не из обязательной красной пластиковой чашки барного забега. Они пьют воду из бутылок. Вода во время барного забега?

Я прихожу к выводу, что эти девушки просто притворщицы. Похоже, они собирались отметить 4 июля участием в турнире по пляжному волейболу, но неправильно выбрали дорогу и теперь ожидают спасения от тренера их олимпийской команды или спонсора – хозяина фирмы по производству масла для загара. Я хочу, чтобы они исчезли, а я перестала страдать и смогла забыть о том, что такие люди вообще существуют. Все это пустое, и я толкаю Дану в бок, указываю ей на Крейга и говорю:

– Помнишь его?

Дана оглядывается, замечает Крейга, и лицо ее светлеет. Она предлагает подойти поздороваться.

– Ни за что! – отвечаю я. – Ты что, шутишь? Посмотри на него! Он слишком красив, чтобы с ним общаться, а мы слишком трезвы, чтобы разговаривать. И вообще, взгляни только на этих девушек! Никаких приветов! Категорически нет!

– Крейг – мой сосед, – объясняет Дана. – Он самый милый парень в округе. И поздороваться совсем не так сложно, как ты думаешь.

– Поздороваться несложно, – отвечаю я. – Проблемы начнутся потом. Что потом? Ради бога, нет. Давай останемся здесь с нашими драгоценными чашками и спокойно напьемся в одиночку. Все прекрасно. Зачем портить веселье, окружая себя страшными людьми и вещами?

Дана закатывает глаза и уходит. Я вижу, как она через толпу пробирается к Крейгу. Неожиданно я осознаю, что оказалась в неприемлемом одиночестве на заполненной людьми улице. И тогда я выбираю менее пугающую возможность: я следую за Даной. Крейг замечает нас. Он улыбается и машет нам, как это умеют делать только те парни, которые абсолютно уверены в своей привлекательности. Мне кажется, что все, мимо кого я прохожу, слышат, как у меня бьется сердце. Я проскальзываю в их круг, держась как можно ближе к Дане. Все в этой компании выше меня. Я смотрю на собственные туфли и потягиваю пиво.

Крейг обнимает Дану и приближается ко мне. Уровень тревожности возрастает с желтого до красного. Он улыбается и спокойно говорит:

– Привет! А я тебя помню. Гленнон, верно? Как дела?

Я потрясена. Я привыкла к иному обращению мужчин – вскользь, саркастичному и неприятному. Прямота Крейга обезоруживает. Я страшно нервничаю, ведь он смотрит мне прямо в глаза. Похоже, он пытается обратиться ко мне настоящей, а не к моему представителю. Серьезное нарушение границ! Я замираю, глядя на Крейга, потом слышу голос Даны:

– Джи? Ты в порядке?

Да! Это я! Я – Джи! Я помню! Но я не представляю, как ответить на второй вопрос Крейга: «Как дела?» Почему он начал с такого сложного вопроса? Я бы хотела ответить, но мысли мои об одном: «Как я выгляжу в дневном свете?» Я представления об этом не имею. Я не привыкла думать о мелочах, но неожиданно мелочи приобретают особое значение. Что видит Крейг, глядя на меня? Волоски на лице? Покрасневшие глаза? Не замеченные мной прыщи? Я не знаю. Я лишь знаю, что не готова к этому. При таком освещении, так близко… Искренняя беседа кажется совершенно неуместной при походе по барам. Мне нужно скрыться.

Я слышу собственный голос:

– Привет! Все хорошо… Отлично… Да, я Гленнон. У меня все хорошо. А как ты? Дана, мне нужно в туалет.

Дана смотрит на меня расширившимися глазами. На лице ее написан вопрос: «Что за черт?!» Я хватаю ее за руку, поднимаю свое пиво в направлении Крейга и его спортивных подружек. Надеюсь, мой жест истолкуют правильно: «Пока! Рада была повидаться! Я очень занята, у меня масса дел, и мне нужно идти! Удачи всем вам с вашими спортивными ногами! Не забывайте о тренировках! Надеюсь, ваши олимпийские мечты сбудутся!» Я тащу Дану за собой, пробираясь сквозь толпу подальше от Крейга, в безопасный, заполненный людьми бар. Я оглядываюсь и замечаю, что Крейг смотрит мне вслед.

Когда мы с Даной наконец оказываемся в баре, я направляюсь прямо к бармену и заказываю два виски. Один я протягиваю Дане. Она непонимающе смотрит на меня, а потом начинает хохотать.

– Хорошо, хорошо, – говорит она. – Все в порядке. – Дана залпом выпивает виски, ставит стакан на стойку и смущенно добавляет: – Я думаю, ты ему понравилась.

Эта идея кажется мне одновременно и ужасной, и прекрасной. Я отвечаю, что все дело в моем обаянии, общительности, росте и трезвости. Мы хохочем, а мне хочется снова встретиться с Крейгом. Мне было приятно находиться рядом с ним. Мне понравились собственные ощущения, когда он смотрел на меня. Я боялась, но он пробудил меня. Я хотела, чтобы он – высокий, уверенный и добрый – был со мной. Мне хотелось, чтобы он положил руку мне на плечо, назвал своей и пожелал добра. Я хотела, чтобы он пригласил меня в свою рекламу зубной пасты. Весь тот день я провела в обществе пьяных, скользких, неприятных типов, думая о Крейге, его недосягаемости, доброте и мощных руках.

Вечером мы снова сталкиваемся с Крейгом – на этот раз в прокуренном, темном, идеальном баре. Я с радостью замечаю, что он избавился от всех своих олимпийских чемпионок – ни одной не видно. К этому времени меня уже переполняет уверенность в себе, и я подхожу к Крейгу. Я чувствую, что баланс сил изменился в мою сторону. Крейг отворачивается от новой девушки, затеявшей разговор с ним, и улыбается так, словно ждал меня. Я кладу руку ему на плечо и наблюдаю, как девушка уходит. Я больше не нервничаю. Может быть, я не знаю, чем заняться с золотым мальчиком днем, но ночь не вызывает у меня никаких сомнений. Теперь мелочи – мое лицо и ответы на вопросы – не важны. У нас обоих есть тела, и этого вполне достаточно, чтобы вступить в контакт. Мы танцуем, а потом Крейг спрашивает, не хочу ли я «посмотреть его квартиру». Я соглашаюсь, потому что его квартира – это то самое место, куда мы направлялись с момента первой встречи двенадцать часов назад. Мы берем такси, я знакомлюсь с его соседями, мы уходим в его комнату и спим вместе. Я ничего не помню. Помню лишь, что на следующее утро проснулась довольно поздно и обнаружила себя в постели с этим парнем, который совершенно не похож на моих знакомых. С ним я чувствую себя как дома.