Терапия - Дэвид Лодж

Среда, 17 фев, 2.05 ночи. Сегодня вечером секса у нас не было, и я проснулся даже раньше - в 1.40. Ошалело уставился на красные цифры своего электронного будильника - словно на отблески адского пламени на полированной поверхности ночного столика. На этот раз я решил встать и, свесив ноги с кровати, нашарил тапки быстрее, чем успел передумать. Внизу натянул поверх пижамы спортивный костюм, приготовил чай и отнес его к себе в кабинет. И вот я здесь, сижу перед компьютером и набираю все это. Где же я был вчера? Ах да. Занимался спортом.

Роланд говорит, что мне не стоит заниматься спортом, пока окончательно не исчезнут симптомы - сами ли по себе или после новой операции, не важно. Мне разрешается работать на некоторых тренажерах в спортзале клуба, на тех, где нет нагрузки на колено, и можно плавать, только не брассом - по-видимому, лягушачьи движения вредны для коленного сустава. Но я никогда не любил заниматься на тренажерах - это имеет такое же отношение к настоящему спорту, как мастурбация к настоящему сексу, если уж на то пошло; что же до плавания, то как следует только брассом я и умею плавать - так получилось. Сквош по понятным причинам исключается. Гольф тоже, к сожалению: поворот правой ноги, который следует за ударом, для колена смертелен. Но я по-прежнему немного играю в теннис, надевая наколенник, который не дает колену сгибаться до конца. Правую ногу приходится приволакивать, так что, прыгая по корту, я похож на Джона Сильвера, но это лучше, чем ничего. В клубе есть крытый корт, но нынешние мягкие зимы позволяют и на открытом играть круглый год - одна из немногих выгод от глобального потепления.

Я играю с тремя другими клубными калеками средних лет. Это Джо, у которого серьезные проблемы со спиной, он все время носит корсет, и верхняя подача дается ему с трудом; Руперт, несколько лет назад попавший в тяжелую автомобильную аварию и хромающий на обе ноги, если такое возможно; и Хамфри - с артритом голеностопного сустава и пластмассовым тазобедренным суставом. Мы беспощадно используем увечья друг друга в своих интересах. Например, если, играя против меня, Джо подходит близко к сетке, я отбиваю мяч высоко, потому что понимаю - поднять ракетку над головой он не может, а если я защищаю заднюю линию площадки, он все время меняет направление ударов из угла в угол, потому что знает - из-за своего фиксирующего наколенника я не могу быстро перемещаться по корту. Глядя на нас, нельзя не заплакать - то ли от смеха, то ли от жалости.

Естественно, я больше не могу играть в паре с Салли, и это очень обидно, потому что как смешанная пара мы очень неплохо выступали на соревнованиях ветеранов клуба. Иногда она со мной разминается, но не играет один на один, говорит, что, добиваясь победы, я не посмотрю и на колено, и, возможно, она права. Когда я был здоров, то, как правило, всегда ее обыгрывал, но теперь она совершенствует свою игру, тогда как я сдаю. На днях я был в клубе, играл со своей инвалидной командой, и тут появилась она, приехав прямо с работы на занятия с тренером. Я вообще-то очень удивился, когда она прошла позади крытого корта с Бреттом Саттоном, клубным тренером, потому что не ожидал ее там увидеть. Я не знал, что она берет уроки, или, вероятнее всего, она говорила, а я пропустил мимо ушей. В последнее время это становится пугающей меня привычкой: люди обращаются ко мне, я слушаю и механически отвечаю, но когда разговор окончен, я вдруг осознаю, что не слышал не единого слова, потому что раскручивал цепочку каких-то своих мыслей. Это еще один вид Патологии Неизвестного Происхождения. Салли от этого просто сатанеет - ее можно понять, - поэтому, когда она небрежно помахала мне, я также небрежно помахал в ответ на случай, если должен был знать, что в тот день она придет на занятие. Вообще-то в первые две секунды я ее не узнал - просто заметил высокую, привлекательную блондинку. На ней был спортивный костюм, конфетно-розовый с белым, которого я раньше не видел, а к ее новому цвету волос я так до сих пор и не привык. Как-то незадолго до Рождества она ушла утром седая, а днем вернулась золотистая. На мой вопрос, почему она меня не предупредила, она ответила, что хотела увидеть мою непроизвольную реакцию. Я сказал, что она выглядит потрясающе. И если в моем голосе не прозвучало достаточно энтузиазма, то исключительно из зависти. (Я безуспешно пытался лечить свое облысение. В последний раз нужно было несколько минут висеть вниз головой, чтобы кровь приливала к лысине. Это называлось Инверсивной Терапией.) Когда в теннисном клубе до меня дошло, что это Салли, я почувствовал некоторый прилив гордости собственника, глядя на ее гибкую фигуру и подпрыгивавшие золотистые локоны. Остальные тоже обратили на нее внимание.

- Ты присматривай за своей хозяйкой, Пузан, - сказал Джо, когда мы менялись местами между геймами. - К тому моменту, как ты поправишься, она заткнет тебя за пояс.

- Ты думаешь? - спросил я.

- Да, у нее хороший тренер. Говорят, он и по другой части не промах. - Джо подмигнул остальным, и, разумеется, Хамфри его поддержал.

- Да, снаряжение у него что надо. Я тут на днях видел его в душе. У него дюймов десять, не меньше.

- А ты сколько можешь предложить, Пузан?

- Придется поработать над собой.

- Тебя когда-нибудь арестуют, Хамфри, - отозвался я. - За подглядывание в душе за мужчинами. - Троица загоготала.

Мы постоянно так подшучиваем друг над другом. Вреда в этом нет. Хамфри холостяк, живет с матерью, подружки у него нет, но никто и на секунду не подумает, что он гей. Если бы мы подозревали, не подтрунивали бы над ним по этому поводу. То же и в отношении намеков на Бретта Саттона и Салли. Это традиционная клубная шутка, будто все женщины в клубе с ума сходят, увидев его - он высокий, темноволосый и так красив, что может себе позволить собирать волосы в хвост и не выглядеть при этом педиком, - но на самом деле никто не верит, что он крутит амуры.

Я почему-то вспомнил этот эпизод, когда сегодня вечером мы ложились в постель, и пересказал его Салли. Фыркнув, она ответила:

- Не поздновато ли уже тебе волноваться о длине своего дружка?

Я ответил, что для истинно одержимого сомнениями никогда не бывает слишком поздно.

Хотя в одном я никогда не сомневался - в верности Салли. Конечно, за тридцать с лишним лет нашего брака у нас всякое бывало, но мы хранили друг другу верность. Хотя других возможностей у нас было предостаточно, по крайней мере у меня, учитывая, что представляет собой мир шоу-бизнеса, да и у нее, не побоюсь сказать, тоже, хотя вряд ли ее профессия предоставляет столько соблазнов, сколько моя. Ее коллеги в Политехе, или в университете, как я должен приучиться его называть, не кажутся мне слишком привлекательными. Но дело не в этом. Мы никогда друг другу не изменяли. Как я могу быть уверен? Просто уверен, и все. Салли была девственницей, когда мы с ней познакомились, в те дни это было принято среди порядочных девушек, да и сам я был не столь уж опытен. Моя сексуальная история составляла весьма тощенький томик, состоящий из отдельных, случайных совокуплений с гарнизонными шлюшками в армии, с пьяными девчонками на вечеринках в театральной школе и с одинокими хозяйками сомнительных заведений, где квартировали актеры. Думаю, ни с одной из них я не занимался сексом больше двух раз, это всегда происходило очень быстро, неизменно в миссионерской позиции. Чтобы насладиться сексом, нужен комфорт - чистые простыни, жесткий матрас, теплая спальня - и отсутствие помех. Мы с Салли вместе учились заниматься любовью, более или менее с нуля. Я уверен, если бы она сходила налево, я бы это почувствовал по каким-нибудь новым черточкам в ее поведении, непривычным движениям рук или ног, отклонениям от обычных ласк. Мне всегда трудно поверить в истории, связанные с изменами, особенно с теми, где один обманывает другого годами. Да как тут не догадаться? Разумеется, про Эми Салли не знает. Но, с другой стороны, у нас с Эми и не роман. А что у меня с ней? Просто не понимаю.