Вата, или Не все так однозначно - Роман Емельянов

Вечером мы с Михой сложили карманные накопления и поняли, что нам хватит не только на выпивку, но даже и на закуску… Наверное, складывается впечатление, что речь идет не о двух школьниках, а о закоренелых алкоголиках и рецидивистах. У нас были все шансы стать таковыми, ибо, поняв, что мы обладаем необходимой суммой, мы тут же направили наши стопы в «Пьяный дворик», обзавелись бутылкой самогонки и оккупировали нашу любимую песочницу. Удивительно, но вид поглощающих так открыто алкоголь подростков никого из окружающих не смущал. Милиция в этот двор никогда не заглядывала, возможно, этот момент с местным бизнес-сообществом был даже как-то отдельно согласован… А люди, то и дело снующие мимо, смотрели либо под ноги, либо прямо. Время было такое, что совать нос в чужие дела было не принято, и любопытство могло довести до неприятностей. А пьющие водку подростки вполне могли стать их источником. Поэтому мы не прятались по темным подворотням, а сидели в песочнице, запивая водку «Тархуном» и закусывая сига– ретами.

Когда наш ужин естественным образом подходил к концу, то есть водка закончилась, а «Тархун» еще плескался на донышке, на горизонте двора появилась фигура, явно следующая в нашем направлении. Двор уже почти погрузился в полный мрак, но можно было точно сказать, что фигура эта не принадлежала ни милиционеру, ни какому-то могучему дядьке, ни Андрюхе-самбисту, который, когда напивается, может дать в глаз, а значит, бояться было вроде нечего… Между тем мы приняли позы, удобные для того, чтобы в случае чего моментально рвануть с места. Фигура приблизилась и оказалась Александрой Федоровной. Старушка смотрела на меня в упор. Старушка… Я вот сейчас задумался вдруг – а сколько ей тогда было лет? Уж наверняка не больше, чем сегодня какой-нибудь Мадонне. Но не было еще салонов красоты, уколов ботекса и пластических хирургов, а главное – не было атмосферы и какого-то газа в воздухе, из-за которого по сути не старая еще женщина хотела бы молодо выглядеть… Итак, старушка смотрела на меня в упор и молчала, я отвечал ей взаимностью, пытаясь понять, что ей от меня надо.

– Не знаю, что ты сделал, – она щурилась и жевала губы в паузах между словами, как бы раздумывая над каждым произнесенным звуком, – но сегодня был самый успешный день за все время торговли. Я тут давеча наговорила тебе… – она извлекла из авоськи две бутылки самогонки и полиэтиленовый пакетик с солеными огурцами. – В общем, я была не права. Ты это… Что ты там такое намудрил, давай продолжим… – Она смотрела на меня. Я молчал.

– Извините, что вмешиваюсь, – неожиданно решил заполнить паузу Мишка, – но вы сильно обидели моего друга… очень сильно. Он – натура творческая, епть, ранимая, художник в общем, а вы… – Глаза бабы Шуры забегали от Мишки ко мне, пытаясь понять, правду ли он говорит, а Миха продолжал вколачивать гвозди: – К тому же нам поступило выгодное предложение от вашей коллеги из соседнего подъезда, и мы как раз обсуждали с моим партнером возмож– ность…

– Предлагаю еще рупь каждый день. – Баба Шура давно жила на этом свете, принципы рыночной торговли, которые только начинала вкушать страна, она опробовала неоднократно на своем собственном горбу и упускать возможность не соби– ралась.

– Три! – Миха подскочил к самогонщице, взял у нее водку, огурцы, потряс в знак заключения сделки ее мозолистую руку и протянул свою в ожидании обещанной суммы. Баба Шура отодвинула наглеца в сторону и подошла ко мне, извлекла из матерчатого древнего кошелька два мятых рубля и протянула их. Я, выдержав для общей картинки паузу, взял деньги, она улыбнулась, развернулась и зашаркала в сторону своего подъезда, бросив через плечо:

– Завтра вечером заходи! Или в конце недели, сразу все получишь.

Когда за Александрой Федоровной закрылась дверь, я повернулся к Мишке:

– Работает!

– Еще как! Тридцать бутылок водки в месяц!

– Система работает! – кричал я.

– И шестьдесят рублей в придачу! – не уступал Михаил.

Это был вечер триумфа, вечер радости и опьянения не только вновь появившейся водкой, но и сладким ощущением собственной невероятной силы, способности изменить реальность, направить течение жизни в нужное русло. Эта сила, эта магия, причастность к ним радовали меня намного больше, нежели грядущие материальные блага. И если Мишка отдался ликованию полностью, то я никак не мог отогнать преследующие меня мысли. Они требовали, чтобы я уже начинал продумывать возможности дальнейшего развития событий.

– Надо бы у старушки подробно расспросить, кто именно приходил, что именно говорил…

– Че? – Мишка бросил на меня непонимающий взгляд. Я махнул рукой.

Это чувство в дальнейшем будет часто посещать меня, оно станет глубже и острее. Зверский голод, требующий постоянного движения дальше, мешающий насладиться моментом. Он будет гнать вперед и заставлять хвататься за новую цель, не успев порадоваться достижением предыдущей. Желудок этого зверя растянется до невероятных размеров, постоянно требуя новой и более питательной пищи. Это чем-то сродни жажде власти и денег. Когда кажется, что все достигнуто, завоевано, украдено, все враги убиты, где-то внизу живота начинает ныть и сосать твой личный маленький дракон, помогая тебе найти новую мишень и вцепиться в нее когтями. И ты понимаешь, что это уже не способ выживания, это – спорт. И ты находишь себе новых врагов, если таковые имеются, а если их нет, то со временем лучшими врагами станут лучшие друзья, вы уж мне поверьте. Ты тонешь в этой массе желаний, рвешься к каким-то призрачным целям, пока не осознаешь страшный факт – ни цели, ни желаний у тебя давно нет, ты боишься остановиться и оглянуться назад, потому что, скорее всего, самое главное ты давно пропустил, пробежал мимо, глядя только вперед, пролетел на полных парах, влекомый этим неутолимым голодом. А настоящая твоя жизнь, твоя судьба, так и осталась где-то позади стоять на забытом полустанке твоих бесконечных дорог, в недорогом пальто и размазанной по заплаканному лицу косметике. Она не окликнула, не побежала следом, она отнеслась ко всему с пониманием: «У него куча важных дел, куда ему до меня?» Какие важные дела заставляют нас отказываться от самого ценного в нашей жизни? Почему нам никогда не хватает времени на те вещи, о которых мы будем вспоминать перед смертью как о самых восхитительных мгновениях нашего бытия. Куда ты бежишь? Хоть иногда притормози, пройдись по своей быстротечной дороге из желтого кирпича пешком. Ты удивишься, как много ты не замечал прежде, оно мелькало там, за окном, но из-за высокой скорости сливалось, замыливалось единым стремлением – вырваться вперед. Остановись, и ты увидишь, что годы делятся на месяцы, месяцы на недели, те, в свою очередь, на дни. Скажете, это очевидно? Но самое очевидное более всего неподвластно нашему пониманию, простые истины Земли даются не так просто, как кажется. Поэтому, поверьте, есть смысл ощутить, что при определенном отношении к жизни стрелки сбавляют свои обороты, замедляют свое движение, и река времени подхватывает тебя и медленно несет на своих неспешных руках; и дни тогда могут быть бесконечно долгими, и каждый из них оставит след не только морщинами на лице, но и приятными воспоминаниями в сердце. Для этого нужно немного. Притормозить. Притормозить. Притормозить.