Теневая месса - Дарья Кадышева

— Успокойся, Агон и Фисник — не конец света, — Лета мягко стукнулась лбом о плечо Лиама. — Они, конечно, готовы друг другу глотки перегрызть, решая, кто из них больше достоин отцовского трона, но пригласи сюда Дометриана…. Думаю, конфликт будет улажен сразу.

— Дометриан не обязан решать проблемы своего союзника. Эльфы под его покровительством и защитой, обязанные делиться ресурсами и являться по первому зову на войну. Но междоусобицы не его проблема.

— Всё наладится, — пообещала Лета, но её тоже одолели сомнения. — Хотя… Ты заметил, что Агона и Фисника не было на балу? Это странно.

— Они не любители торжеств, ты же знаешь.

— И всё же…

Они остановились у фонтана на площади, в котором плескались разноцветные маленькие рыбки, пузыря воду, льющуюся из изящного каменного кувшина.

— Я нашёл преемника, — поделился Лиам. — Я долго думал, но он пока что единственный, кто заслуживает корону. Его зовут Киар Фрин.

— Один из советников Кильрика?

— Да. Пару раз мы плавали с ним в Китривирию на встречу с царём. Он вырос в резервациях. На всяких балах тоже появляется редко.

— И это всё, что ты знаешь о нём?

— Я знаю о нём всё. Он женат и играет на свирели. Любит охотиться в лесах. Не считая мелких преступных делишек, когда он перепродавал краденные драгоценности в Грэтиэне, ни в чём больше он не был замешан. Я знаю также, что он слишком амбициозен, чтобы быть просто советником.

Лета присела на парапет фонтана, зачерпывая воду ладонью.

— По какому принципу ты отбираешь кандидатов на роль наследника короля? — спросила она, поднимая руку и давая каплям свободно стечь обратно.

— Внутреннее чутьё. В случае Киара оно молчит, однако все факты и доводы указывают, что он подходит.

— А что он сам думает? Он хочет быть королём? — Лета провела влажной рукой по волосам и шее, вздрагивая от прохлады.

— Нет, но если такова будет последняя воля Кильрика, он её исполнит, — ответил Лиам, наблюдая за стекающей между её ключиц каплей воды.

Он вернул взгляд к её лицу, замечая на нём безмятежность. Зимой Лета была другой. Рвалась в Кривой Рог. Намеренно затевала ссору. Собиралась сбежать из Грэттэна, и только Родерик остановил её. Потом она, конечно же, осознала, что и её врагам нужно пережить суровую зиму, и притихла.

Так оно и оказалось. Лек Август удовлетворился захваченным Оплотом и убийством Радигоста Кейца и ушёл в подполье. Было неизвестно, кто ему помогал, но многие догадывались, что он не с неба достал эти ошейники, блокирующие чары магов, и приборы для отслеживания магии. Последователи Церкви восприняли как данность то, насколько бесчеловечно он обошёлся с недавними союзниками княжеств. Создатель знает, что творилось и творится сейчас в закрытых храмах на проповедях, какую ложь служители Церкви выдают своим прихожанам за истину. Но подавляющая половина населения княжеств встала на сторону Августа, что позволило ему на правах законного регента возродить Инквизицию. Если задуматься, то хуже ситуации не придумаешь. В начале марта Инквизиция начала своё тёмное дело, почти что каждую неделю организовывая казнь одного из магов Оплота и начиная тотальное преследование тех, кто мог быть заподозрен в занятии всеми видами магии. Даже Великий Ковен скрылся на Соколином полуострове, предчувствуя бурю.

Тревоги Леты по этому поводу были недостаточно сильны, чтобы суметь вырвать её из Грэтиэна. Но они всё равно существовали. Дремали там, где-то под её безмятежностью…

Полгода назад Лиам оставался рядом с ней только для одного — лечить. В независимости от того, лечил ли он её бесконечные мигрени, ушибы, от того что тупица Родерик до сих пор не додумался, что на тренировках соперника обычно щадят, или её внутренние раны, о которых она предпочитала умалчивать. Да он и не спрашивал. Со временем его постоянные «Я здесь, я рядом» и «Тебе приснился дурной сон? Расскажи» стали пропадать. Тогда она стала более разговорчива, даже порою игрива, и потребность в лекаре души отпала совсем. Она больше ни в чём не нуждалась.

Лиам надеялся, что остынет к ней. Убеждал себя, что подбирает мусор, использованную кем-то и выброшенную на улицу вещь, а так он никогда не делал. «Кем-то» — человеком с уродливой и искалеченной душой, лишённой всякого милосердия, до краёв наполненной цинизмом и отвращением ко всему миру. Создатель, он даже ненавидел Лету первое время, потому что она сама позволила с собой такое сотворить. Где было её здравомыслие, которое не всегда, конечно, просыпалось в ней, но уж точно помогало узнать ублюдка за сотню вёрст? И какими такими чарами обладала та тварь, что все их беседы на протяжении двух месяцев, сочившиеся ядом и ненавистью, странным образом перетекли в эту паршивую связь?

Он не знал ответа на все эти вопросы. Ему нужно было лишь перестать думать о ней. Отпустить. В одно весеннее утро он сообщил ей, что ему надо уйти в город по делам и что вернётся он только вечером. Она пробормотала что-то будничное и оторвалась от стенки коридора, которую подпирала. Аромат жасмина плавно проследовал за ней, пройдясь вокруг Лиама, а он стоял и наблюдал за её походкой, думая, до чего же она была хороша сзади.

Не было в ней ничего особенного. Видел ли он женщин красивее, умнее? Видел. Был он с этими женщинами? О, да, безусловно. Но Айнелет стала для него настоящей пыткой, вваливаясь в его комнату ранним утром с какими-то важными ей одной новостями, избегая его целыми днями, а потом внезапно подкарауливая чуть ли не возле самой спальни, демонстративно закатывая глаза при беседе и позволяя себе, в конце концов, отпускать ехидные комментарии на все тактичные темы в его присутствии. Между ними была такая пропасть, просто бездна, начиная от возраста и статуса и заканчивая взглядами на самые обыденные вещи, но, великие боги, они были равны друг другу. Он для неё не более чем эльф, усердно ухлёстывавший за ней ещё на Скалистых островах, а она — просто хорошенькая полукровка.

В одном он уверен — он не был заменой. Каменная стена, стоявшая между ними долгое время, теперь рухнула, и ничто больше их не разделяло.

Он сел рядом с ней на парапет. Блики солнца отражались в воде и отбрасывали тени на лицо и руки Леты.

Дворец был полон сплетен о них. Мало кто одобрял их отношения, хотя это не было вызвано личной неприязнью. Женщины завидовали Лете, мужчины либо не понимали Лиама, либо тоже завидовали (в основном те, кто благосклонно относился к самому факту существования Суариванской Гадюки и признавал её одной из эльфов). Но никто не возражал открыто, ограничиваясь шёпотом о том, что никак это всё тёмные чары, перешедшие от известной сердцеедки Марилюр. Сплетни были очень осторожными, так как все знали, что у Лиама руки по локоть в крови, одно неверное слово — и несчастный распространитель слухов проснётся без своего языка. Если вообще проснётся.

Все эти убийства, которые украшали его как военные ордена на мундире, давно остались в прошлом. Хотя Лиам с огромным удовольствием вернулся бы во времена Медной войны, вновь примеряя на себя наряд тайного палача и кровавого интригана, и прикончил бы Агона и Фисника. Так, чтобы ни трупов, ни следов, только убедительно сочинённая история о долгом путешествии на Золотые Земли. Но они были детьми Кильрика. А Лиам любил и уважал своего короля.