Величие мастера - Михаил Михайлов

– Проходите, товарищи… Только не толпитесь особо! Говорить буду громко, все всё услышат!

Невзирая на его слова, толпа все же плотно втиснулась в тесные стены достаточно скромного, по-казенному обставленного кабинета, те же, что не уместились, остались стоять в коридоре. Речкину повезло оказаться совсем неподалеку от полированного письменного стола, за который уселся комендант.

– Внесите, пожалуйста, ясность, товарищ комендант! – слышалось из толпы. – Что происходит? Война, что ль?

Комендант откинулся от спинки стула и выставил большие квадратные ладони вперед, стараясь успокоить толпу таким жестом.

– Тихо, товарищи! – спокойно пробасил он. – Война – это все ваши домыслы… Как мне известно – около пяти утра несколько немецких бомбардировщиков сбросили бомбы на железнодорожную станцию в городе Кола. Жертв нет. Наши ответили огнем зениток. Пока точно могу сказать лишь, что Мурманский военный округ приведен в полную боеготовность! Вы, надо полагать, основной массой отпускники и командировочные? Молодцы, что собрались! Так вот – кто с других областей, меняйте билеты и поездами убывайте в свои части, ну а с местных гарнизонов… С вами будем решать отдельно… Кто может добраться сам – немедленно следуйте в свои части, с остальными будем формировать команды, будем думать…

Алексей прекрасно понимал, что самостоятельно добраться до заставы будет задачей очень не простой. Мурманская дорога вела лишь до моста через реку Западная Лица, а от нее до Титовки, где дорога продолжалась, путь неблизкий, да и добраться хотя бы до моста на попутках – возможность весьма призрачная. Единственный доступный вариант – как можно быстрее попасть на заставу – путь морем до Новой Титовки, а там по суше – еще верст пятнадцать. Но по морю тоже вплавь не поплывешь. А судна ходили туда не каждый день, да и попасть на борт без соответствующих документов было почти нереально. В общем, вывод напрашивался сам собой – никаких самостоятельных действий не принимать, все решать через военкомат.

Начали формировать команды, начали думать… Комендант позвал к себе в помощники одного из бойцов, что сидели в дежурке, вооружил его блокнотом и остро отточенным карандашом, сам же достал из сейфа большую склейку карт Кольского полуострова, аккуратно разложил ее, насколько это позволял его небольшой письменный стол, и приступил к работе, хмуро и сосредоточенно, как истинный штабист.

Около часа Речкин простоял в ожидании своего назначения. В команде, которая должна была уже вечером направиться в Новую Титовку, набралось человек десять кроме Алексея, и все были ему незнакомы.

Проверив еще раз переписанные бойцом в блокнот звания и фамилии присутствующих, комендант отпустил своего помощника.

– Ну что, товарищи… – томно выдохнул он, потирая ладонью вспотевшую шею, – все теперь о вас у меня есть… Будем думать, будем решать… Приложу все усилия, чтоб сегодня же вечером вы убыли в свои части. Посему в семь часов вечера сбор здесь же, с вещами. При себе иметь все необходимые документы. Пока есть время решить свои дела, отдохнуть по возможности… До вечера!

Дома, за исключением маленького Вани, по-прежнему никто не спал. Клавдия Семеновна и Нина встретили Алексея у самого порога преисполненными тревогой лицами.

– Ну что там, Лешенька? – водила по нему обеспокоенным взглядом теща.

– Да ничего… – неопределенно пробурчал Речкин, стягивая с усталых ног сапоги. – Всем рекомендовано вернуться в свои части… Налейте мне чайку, Клавдия Семеновна!

– А в Коле-то что приключилось? – помогая мужу снять гимнастерку, взволнованно побеспокоилась Нина. – Люди говорят, что бомбежка была!

– Нинуля, не верь сплетням! – улыбаясь, отмахнулся Речкин. – Людям свойственно много говорить и часто не по делу!

Захара Фроловича дома не оказалось. Он ушел вслед за Алексеем на работу, в порт.

На кухне, за кружкой крепкого чая со смородиной Речкин рассказал о своем походе в военкомат, не упомянув лишь два обстоятельства… То, что город Кола действительно подвергся бомбардировке и что воинские части в гарнизоне приведены в полную боевую готовность. Алексей решил, что будет правильнее не наводить панику в доме раньше времени, да и не знал, как сказать об этом…

Вскоре проснулся Ваня, а спустя еще несколько минут подошел Захар Фролович. В порту царила полная неразбериха, слухи гуляли самые разные, и сказать что-то по делу тесть не мог.

Алексей решил все же поспать. Он долго ворочался на софе, отлежал себе все бока, но сон не шел. Тревожные мысли навязчиво лезли в голову, разъедая весь организм изнутри беспокойством и растерянностью.

Речкин уже было начал дремать, как вдруг музыка, игравшая из радио, что висело на кухне, резко оборвалась.

Погруженный в долгожданный покой, мозг Алексея не сразу разобрал ворвавшийся в него своим тревожным, но бодрым, призывным тоном знакомый всей стране голос Молотова… Министр иностранных дел объявил о нападении Германии на Советский Союз…

Одна мысль явственно и пронзительно пронеслась в голове: «Война!». Алексея словно окатило холодной водой. То, чего все ждали, что казалось неминуемым для людей, не совсем далеких от политики, наступило неожиданно… Чуждое и далекое стало явным и настоящим. А ведь еще мгновение назад жила надежда в душе, еще чуралось этой мысли сознание… И тогда, в ту минуту мутная призма ощущения чего-то далекого рассеялась, и пересилить эту роковую минуту, стряхнуть с себя тяжкие оковы шока казалось Алексею свыше его сил.

Всего через пару секунд после того, как стихло радио, в комнату ворвалась Нина. В ее испуганных глазах крупными серебринками блестели слезы.

Алексей молча стоял возле окна, засунув руки в карманы синих галифе, босой, в одной лишь белой нательной рубашке поверх торса. Лицо его было хмурым, сосредоточенным, но совершенно спокойным. Услышав скрип распахнувшейся двери, Речкин обернулся.

– Ты все знал! – рыдая, закричала Нина и бросилась к мужу. – Все, все знал!

Сжав свои маленькие, словно у ребенка, кулачки, она принялась бить ими Алексея в грудь. Удары становились все слабее, а рыдание переросло в громкий, истошный рев.

– Ты все знал и молчал! – продолжала твердить она, всхлипывая.

– Успокойся, Нинуля! Все будет хорошо… – только и смог выдавить из себя Речкин, прижав супругу к груди и чувствуя, как сыреет от слез его нательная рубашка.

Небольшой, низко посаженный пароход отчалил от пристани Мурманска около двух часов ночи. Его название, некогда старательно выведенное на черном борту белой краской, теперь почти полностью было слизано едкой морской водой. Людей на пароходе набилось много. Почти все – военные. И почти все – безоружные. Не было никакого вооружения и на самом судне. Идеальнейшая цель для вражеской авиации шла сама по себе, по открытому, как ладонь, водному простору залива. Будто и самой войны никто не объявлял…

Настроения гуляли по палубе самые разные. Одни о чем-то переживали, с хмурыми минами на лицах, другие – веселились, шутили, смеялись, словно плыли на увлекательную и недолгую прогулку.