Дети крови и костей - Томи Адейеми
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ее лицо по-прежнему кажется суровым, но я с удивлением ловлю в голосе нотку жалости. Предсказательница выходит из тени и прислоняется к дереву. Ее серебряные глаза покраснели и опухли от слез, пролитых после нашей ссоры.
Внезапно я понимаю: пережить ее воспоминания – недостаточное наказание для меня. Я страдал лишь мгновения. Она – всю жизнь.
– Значит, ты будешь сражаться вместе со мной? – спрашиваю я.
Зели скрещивает руки на груди:
– У меня нет выбора. Тзайн и Амари в плену. Одной не справиться.
– А как же восставшие духи?
Зели достает из сумки сверкающий шар. Давние слова Каэи всплывают в памяти. Глядя, как оранжевые и красные всполохи бегут по прозрачной поверхности, я понимаю, что это может быть только солнечный камень.
– Если им нужен свиток, значит, и это тоже.
– Он был у тебя все время?
– Я боялась его потерять, но без него не призвать воскрешенных.
Теперь ее план кажется правильным. Этого должно хватить, но есть нечто более важное.
Твои люди, стражники, всего лишь убийцы, насильники и воры. Единственная разница между ними и преступниками в том, что они носят форму.
Ее слова все еще звучат в моей голове. Посох больше не сталкивается с мечом. После всего, что случилось, пути назад нет. Кто-то должен уступить.
– Ты спросила, что ужаснее, – неохотно произношу я, – использовать магию или подавлять ее? Так вот, я не знаю.
Сжимаю старую пешку, ощущая, как она обжигает пальцы:
– Мне ненавистно и то, и другое.
Слезы застилают глаза, и я изо всех сил пытаюсь их сдержать. Могу представить, как бы избил меня отец, если бы это увидел.
– Ненавижу свою силу, – продолжаю я, понизив голос. – И то, как она отравляет меня. Но больше всего ненавижу то, что она заставляет меня презирать себя самого.
Собрав всю волю, я поднимаю голову и встречаюсь взглядом с Зели. Но, глядя на нее, перестаю стыдиться своей слабости.
В ее глазах стоят слезы. Не знаю, какую струну ее души я задел, но запах морской соли исчезает, хотя мне впервые хочется, чтобы он остался.
– Твоя магия не отравлена! – Голос девушки дрожит. – Ты сам отравляешь себя тем, что подавляешь и борешься с ней. Носишься с этой жалкой игрушкой! – Она подскакивает, выхватывает из руки пешку и сует мне в лицо. – Это магацит, дурак. Я удивлена, как у тебя пальцы не отпали!
Я гляжу на тусклую пешку, покрытую золотисто-коричневой ржавчиной, изменившей ее первоначальный цвет. Мне казалось, что она покрашена в черный, но, возможно, это всегда был магацит.
Конечно…
Беру пешку у Зели и держу в руке до тех пор, пока не чувствую, как она обжигает кожу. Все это время я думал, что просто слишком крепко ее сжимаю.
Я едва сдерживаю смех и мысленно возвращаюсь в тот день, когда отец «подарил» ее мне.
До Рейда мы каждую неделю играли в сенет. Это были часы, когда он становился для меня не только королем. Каждый ход был наставлением сыну, открывал премудрости управления.
После Рейда времени для игр не осталось. Не осталось времени и для меня. Однажды я совершил ошибку, принеся игру в тронный зал, – тогда отец швырнул пешки мне прямо в лицо.
«Оставь! – рявкнул он, когда я наклонился, чтобы поднять их. – Уборка – дело слуг, а не королей».
Эта пешка – все, что мне удалось сохранить.
Я гляжу на тусклый металл, сгорая от стыда.
Его единственный подарок, полный ненависти.
– Она принадлежала моему отцу, – отвечаю я. – Тайное оружие презирающих магию, созданное, чтобы уничтожать таких, как я.
– Ты цепляешься за нее, как младенец за одеяло. – Зели тяжело вздыхает. – Сражаешься за человека, который будет всегда ненавидеть тебя за то, кто ты есть.
Как и волосы, ее взгляд серебрится в лунном свете, пронзительнее всех, которые мне доводилось встречать. Я застываю, глядя на нее. Не могу отвести глаз, хотя должен говорить.
Роняю пешку в грязь и бью по ней так, что она отлетает в сторону. Вот линия, за которую нет возврата. Я был паршивой овцой, когда страна нуждалась в короле.
Долг превыше всего.
Фраза отца теперь пропитана ложью. Магия может быть опасна, но преступления, совершенные для ее искоренения, не оправдывают монарха.
– Знаю, ты мне не доверяешь. Просто дай шанс. Я проведу нас в лагерь и спасу твоего брата.
Зели закусывает губу.
– А что случится, когда мы найдем свиток?
Я медлю, перед мысленным взором возникает лицо отца. Если не уничтожить магию, вся Ориша будет объята пламенем.
Но единственное пламя, которое я видел, зажег сам король. Он и я. Всю жизнь приходилось слушать его обман, но с меня хватит.
– Он ваш, – решаю я. – Что бы вы с Амари ни захотели с ним сделать, я не встану у вас на пути.
Я протягиваю руку, и Зели в нерешительности на нее смотрит. Не знаю, хватит ли моих слов, но после долгого молчания предсказательница наконец ее жмет. Прикосновение наполняет меня странным теплом.
К моему удивлению, ладони девушки все в мозолях – возможно, от посоха. Пожав друг другу руки, мы отводим глаза, устремляя взгляды в ночное небо.
– Так мы это сделаем? – спрашивает она.
Я киваю:
– Ты увидишь, каким королем я могу стать.
Ойя, пожалуйста, пусть это сработает.
С бешено колотящимся сердцем я безмолвно взываю к ней. Двигаясь среди теней, мы приближаемся к окраине лагеря. Мой план раньше казался безупречным, но теперь, когда пришло время действовать, на ум приходят сотни вариантов провала. Что, если Амари и Тзайна нет внутри? Что, если придется сражаться с магами? Да и как поведет себя Инан?
Гляжу на него и чувствую нарастающий страх. План начинается с того, что маленький принц забирает солнечный камень. Я или сошла с ума, или уже проиграла.
Инан всматривается вперед, сжимает челюсти, считая стражников у ворот. Вместо обычных доспехов на нем темное одеяние пойманного нами пленника.
Все еще не знаю, можно ли ему доверять, не понимаю, какие чувства он во мне вызвал. Его ненависть к себе возвратила меня в темные дни после Рейда. Я тогда тоже презирала магию. Обвиняла маму в том, что произошло. Проклинала богов за то, что они заставили нас испытать.
От этих воспоминаний ком встает в горле, и я пытаюсь отмахнуться от старой боли. Все еще чувствую глубоко внутри отпечаток той лжи, призывающей меня обрезать белые волосы и возненавидеть собственную кровь.
Она чуть не сожрала меня заживо – отвращение к себе, порожденное коварством Сарана. Но он уже забрал маму, и я не могла позволить ему украсть у нас правду.