Дальше фронта - Василий Звягинцев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Решение, как всегда, рядом, но чуть в сторонке от направления взгляда.
Он поднялся на второй этаж симпатичного домика, выстроенного в духе старой доброй Голландии. Или не менее доброй Германии, где предки хозяина прожили не одну, наверное, сотню лет. В полном, нужно понимать, довольстве, не страдая от ужасов антисемитизма, раз захотели на Земле обетованной воспроизвести уголок не исторической, но фактической родины.
Ногой открыл дверь.
В густой пелене табачного дыма трое летчиков, в спортивных штанах и майках слаженно выводили фирменную песню: «Кожаные куртки, брошенные в угол…»
На столе, среди консервных банок и вскрытых упаковок бортпайков возвышались две бутылки с белыми этикетками и лишенной всякого ханжества надписью синими буквами в рамочке: «Спирт питьевой. Ректификат. 95%». Стаканы, разумеется, граненые, наверняка входящие в инвентарь самолета.
Чуть в сторонке пристроился, слушая песню, поручик Колосов в полной караульной форме и, похоже, трезвый.
Только он при появлении полковника и вскочил.
Остальные обратили внимание на его появление, только закончив, со всей возможной душевностью, куплет.
– Сидите, сидите, господа, – просто из самоуважения сказал Ляхов, – отдыхайте. Завтра точно лететь никуда не придется.
– А мы бы и завтра смогли, – отчетливо, только слишком напирая на ударения, ответил Измайлов. – Ваш поручик не пил, слово! А за экипаж я сам отвечаю!
– Кто бы спорил. Ну и мне плесните, вот так, – он показал пальцами. – Вам, Колосов, тоже разрешаю, не в ущерб службе.
С летчиками ссориться незачем, а вдобавок Ляхов никогда не волновался по поводу чужой нравственности. В бригаде офицерам, того заслуживающим, в полусотне грамм никогда не отказывал, если видел, что – нужно.
– Вы мне, соколы, вот чего скажите – для Розенцвейга секретный груз везли?
– А мы что, нам что приказали, мы то и везли.
– Точнее!
– Три клетки с гусями. Я и то подумал – на хрена из Москвы в Брест гусей везти? Своих, что ли, мало…
– А чего же они не орали? Я ничего не услышал, хотя и рядом сидел.
– А они их перед полетом усыпили, да еще клювы изолентой замотали…
Ляхов расхохотался. Остроумные парни в еврейской разведке. Да и генетическая память, наверное.
– Привезли, а дальше?
– Что – дальше? Перегрузили солдаты в машину, как велели, и все…
– Вопросов не имею. Отдыхайте дальше. Только смотрите, братцы, никаких чтоб мне подвигов. В городе кабаки не работают, девочек не найдете. А если вдруг попадутся – расскажи им, Колосов, что тут за девочки. На сем – не смею больше отвлекать ваше внимание.
После того как Великий князь добрался до Москвы, в измазанных грязью до самых колен сапогах, в трех местах порванных брюках и кителе, с глубокой царапиной на щеке, личная жизнь для Тарханова на ближайшее время кончилась.
Она и так не истекала молоком и медом, теперь же сравнить ее можно было только с пресловутым пожаром в бардаке во время наводнения.
Олег Константинович въехал в Кремль на попутной машине! Само по себе это было неслыханным от века нарушением протокола, и все понимали, что учинил это князь нарочно. Для усиления эффекта. Вполне бы мог он, как и советовал ему Миллер, с поста дорожной полиции позвонить дежурному адъютанту, за ним вмиг примчался бы вертолет с охраной, камердинером, врачом, свежей переменой одежды.
А он позвонил не в Кремль, не Чекменеву, не в жандармское управление даже, а командиру лейб-казачьего полка, за которым числился есаул. Не вдаваясь в подробности, велел поднять по тревоге две сотни, совершить марш-маневр (на колесах, разумеется, а не верхами) в указанный квадрат, оцепить и прочесать местность, разыскать Миллера, живого или мертвого, после чего, если он жив, выполнять все его указания. Ежели нет, задержать и обезвредить всех, в данном районе обнаруженных. Ввести в действие на территории округа все существующие планы: «Кольцо», «Фильтр», «Перехват», «Туман» и тому подобные.
Распоряжался князь четко и вполне адекватно ситуации.
Потом велел полицейскому вахмистру остановить первую же легковую машину, идущую в сторону Москвы, вежливо представился ошарашенному небывалой встречей водителю, приличного вида мужчине лет сорока, извинился за беспокойство и попросил подвезти. Если это, конечно, не слишком нарушает планов господина…
– Что вы, что вы, Ваше Императорское Высочество! Почту за великую честь. Липовкин я, с вашего позволения! Анатолий Васильевич! Только вот в машине у меня… не слишком чисто. Я, видите ли, с дачи еду, прибраться не было времени…
«Прибраться! – внутренне поморщился князь. – Впрочем, что с мещанина взять?» Однако ответил вполне любезно:
– Ничего, ничего, я и сам в не совсем презентабельном виде, как бы еще больше вам не нагрязнил.
Вахмистр записал в постовую книгу паспортные данные водителя, особые приметы его и автомобиля.
– Может, Ваше Императорское Высочество, сопроводить вас все же прикажете?
– Обойдусь. Вы лучше службу как следует несите…
В дороге разговорились. Господин Липовкин, державший небольшую типографию и книжный магазин на Большой Ордынке, поначалу сильно робевший и временами даже заикавшийся от волнения, постепенно освоился. Олег Константинович понимал, что рассказ о своем необычайном приключении типограф в ближайшие сутки разнесет по всей Москве, и предложил свою версию, максимально убедительную, долженствующую в конечном счете послужить дальнейшему укреплению его авторитета и легендарности.
Мол, решив отдохнуть от государственных трудов и забот, выбрался на охоту. На волков с борзыми. Верхом, естественно. В азарте погони спутники отстали. Не то чтобы князь заблудился, просто конь занес в дебри, на крутом склоне поскользнулся, упал, сломал ногу. Пришлось выбираться пешком по оврагам и косогорам. Выбрался. Чтобы не терять времени разыскивая свиту (где их теперь, черт возьми, искать?), решил воспользоваться попутным транспортом. Вот, в общем, и все.
Здесь князь опять использовал тонкое знание психологии верноподданного обывателя.
Что именно верноподданный ему попался, – очевидно. Оппозиционер не робел бы так, не смотрел с плохо скрываемым обожанием. Ну, вот тебе и опорные точки будущего повествования: лихость князя подразумевается, склонность к истинно мужским, пристойным аристократу забавам. Демократизм в то же время, не погнушался обществом простого человека, не чинясь, сел в старенькую, грязноватую «Каму». Отказался от сопровождения полиции, чтобы не нарушать течения службы, – интересы дела ставит выше собственных удобств.
В общем, наш вождь, народный! А что с коня слетел, в грязи перемазался, мог и совсем шею сломать – так это тоже, быль молодцу не в укор. Со всяким случиться может. Ты сам попробуй на коня залезть да по лесам скакать!