Прощай, Америка! - Александр Золотько

– Ко мне, я сказал! – Краузе чуть повысил голос, и менеджер бросился к нему, делая мелкие шажки и не отрывая широко распахнутых глаз от лица говорившего.

– Не нужно, Андре, – попросил Джонни.

– Серьезно? – Краузе приподнял бровь и усмехнулся. – Чего не нужно? Оставлять его в живых? Или не делать его инвалидом?

– Просто отпусти его…

– Просто… Если бы это было так просто… – Краузе резко поднял руку, менеджер вздрогнул, втянул голову в плечи, но даже не попытался увернуться от удара. Губа лопнула, по подбородку побежала струйка крови. – Я же тебе говорил, чтобы ты не заигрался, уголек… А ты…

– Они… – менеджер облизал губы, размазал кровь. – Они напали на парней…

– Я видел, кто и как напал, – процедил Краузе и снова ударил. Не сильно, внешней стороной ладони, но бровь своему собеседнику рассек.

У него был перстень на пальце, массивный такой, с угловатой печаткой – самое то, чтобы слегка… или не слегка подпортить внешность противнику. Лукаш не любил обладателей подобных украшений. Вот сейчас даже мазафаковский ублюдок ему казался куда симпатичнее, чем спаситель. Такой странный выверт головного мозга и мировосприятия.

Шериф, когда звонил, сказал, что этот самый Краузе скользкий и неприятный тип. Это он еще мягко сказал. Лукаш искренне полагал, что, встретив таких вот уверенных ребят, нужно либо сразу уходить, не оглядываясь, либо просто мочить на месте, так, чтобы мир стал чище. Вот сейчас он не просто так издевается над менеджером, он провоцирует его на действие. На поступок. Его или его бригаду.

Менеджер должен понимать, что его авторитет сейчас стремительно рушится вниз, на дно самой глубокой пропасти, что вот-вот наступит момент, когда лучше будет подохнуть, чем дальше жить после такого унижения. А его братья сейчас чувствуют, что это не одного из них опускают и парафинят, что это всех их унижают. А в большой компании мозгов всегда меньше, чем у любого ее члена, взятого в отдельности.

– Краузе, прекрати… – не совсем уверенно предложил Джонни. – Все уже закончилось.

– Да? Все? Скажи, уголек, все уже закончилось? Ты больше не будешь обижать белых людей?

Менеджер что-то пробормотал, еле заметно шевеля окровавленными распухшими губами.

– Не слышу! – Краузе взял негра за ухо и сильно сдавил. – Не слышу!

– Все… – прохрипел негр. – Я… Мы…

– Как будто это зависит от тебя, – процедил Краузе, проворачивая зажатое между пальцев ухо. – Тебе прикажут – и ты снова…

– Краузе, ты в курсе, что фэбээровцы следят сейчас за этим местом? – спросил Лукаш. – Куча оперативников и даже пара снайперов…

– Они уехали, приятель. Минут сорок назад поступил приказ валить отсюда. Сейчас у них слишком много работы, чтобы пьянки иностранных журналистов охранять… да еще в таком местечке… Так что нет тут агентов и снайперов. Есть только эта компания, – Краузе отпустил ухо менеджера и небрежно указал на его работников. – Есть вы… и я. Очень простой расклад, если вдуматься…

Напрасно это он, про расклад. В таких пределах даже эти мальчики арифметику знают. Четверо белых и полтора десятка черных. Очень разозленных черных. У придурка что, бронежилет? Или пулемет? Даже если у него ствол при себе, то он просто не успеет всех положить. Его порвут. И всех остальных порвут. Потом из «Мазафаки» выйдут участники гулянки по поводу счастливого спасения Лукаша и обнаружат, что Миша дал им еще один повод для выпивки. Сейчас, потом через девять дней, потом через сорок…

– А я, пожалуй, пойду, – неожиданно объявил Петрович. – Пошли, Лукаш, там нас ждут. Водка опять-таки нагревается…

– Не стоит, – широко улыбнулся Краузе. – Они не пропустят… Хотя… Ладно. Я готов считать инцидент исчерпанным, если уголек с компанией снимут с двери своего заведения табличку. Во-он ту табличку…

Краузе указал пальцем, негры, хоть и прекрасно знали, куда именно указывает белый, оглянулись. Немая сцена.

Врал Краузе, когда говорил, что находится здесь в единственном числе. Кроме него где-то здесь были еще трое. Минимум, если судить по трем красным точкам лазерных целеуказателей, скользившим по медной доске на двери. Про собак и пиндосов.

– Я считаю до пяти, если вы успеваете, то мы просто расходимся, не держа зла друг на друга. Если нет…

Краузе успел досчитать до четырех, когда доска, вырванная вместе с гвоздями, упала на асфальт перед ним.

– Молодцы, – одобрил Краузе. – И мы понимаем, что, в случае чего, я сюда вернусь… Или пришлю кого-нибудь… Все понимают? Все? Не слышу!

Все, прорычали работники «Мазафаки».

– А сейчас пойдем и выпьем, – сказал Краузе.

И они пошли и выпили.

Сара, да и все остальные, временного отсутствия Лукаша не заметили – вечеринка продолжалась, на сцене работали уже две девицы, изображая страстную любовь между Америкой и Россией, причем Америке здорово доставалось от девки в папахе и сапогах, а теперь еще и с плеткой.

– Я тоже хочу так! – закричала Сара.

– Не понял, – Лукаш отобрал у нее стакан, выпил. – Ты хочешь, чтобы тебя лупили, или чтобы ты…

– По очереди, – подумав, заявила Сара. – Это будет так исторически верно. Так складываются отношения между Россией и Америкой…

– Пиндостаном, – поправил ее Вукович.

– Пошел ты, – Сара влепила хорвату пощечину, но тот не обиделся, а пошел к сцене, чудом удерживая равновесие.

– Миша, на пару слов, – сказал кто-то за спиной у Лукаша.

– Джонни? – Лукаш обернулся и похлопал американца по плечу. – Если ты собрался благодарить, то пошел ты в… в общем, сам придумай, куда тебе с этой благодарностью идти…

– Тебе нужно уходить, Миша, – тихо, еле слышно в грохоте зала, сказал Джонни.

– Это еще зачем? – спросил Лукаш, отпихнув в сторону Сару, которая снова полезла целоваться. – Тут так весело…

– Весело… Как знаешь, только ты имей в виду, Лукаш, я тебя не выдал…

– Это когда?

– Я ведь не потерял сознание тогда, в доме. Я не потерял, только притворился. И подполз к двери… Я слышал ваш разговор с генералом и знаю, кто ты такой…

– И мне за это тебя облобызать?

– Нет… Ты только знай, что я тебя не выдал… Они не знают, на что ты способен… Они уверены, что ты – слабак… Имей это в виду! Я ничего не мог для тебя сделать… Ничего, извини… – глаза Джонни блестели, словно он собирался заплакать.

– Хорошо, – кивнул Лукаш. – Сестре – привет! Завтра поболтаем, хорошо?

Ну, слышал Джонни все. И что? Теперь он знает, что Лукаш не просто трепач и оболтус, что этот его долбаный имидж – только маска, прикрытие, а на самом деле… Ерунда. Сам ты, идиот пьяный, ерунда! Сам ты… Если Джонни только ляпнет кому-то… Нет, он молодец, конечно, что не стал ничего требовать у Лукаша до последнего момента. Даже когда о необходимости найти кучу денег говорил – все равно не стал шантажировать. Сказал об этом только тогда, когда деньги уже не нужны, когда зажравшийся возрожденный ирокез потребовал себе сестру Джонни в жены… Надо бы Петровича предупредить…