Гусиное перо - Семён Львович Лунгин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И г о р ь (смущенно). Ладно, ладно, Виктор Глебович, я вас понял…
В и к т о р. Нет, ты послушай. Мне ж это говорить — тоже не карамельки сосать. Нужно, чтоб я сейчас с чем-то выступил в этом плане. Так сказать, очистился от скверны. Вынуть из стола и предъявить работу я, к сожалению, не могу. Но было бы несправедливым сказать, что я не размышлял на эти темы. Положа руку на сердце, и в твоей работе не так уж… не так уж мало моего. Не так уж много, но и не так уж и мало… И тут возникает один вопрос… Вопрос, конечно, щекотливый, но… Как бы ты отнесся к тому, чтобы эту работу, твою работу… Подчеркиваю — твою работу…
И г о р ь (мрачно). Я понял.
В и к т о р. Без всяких там иносказаний — твою работу. Придет время, и я это определю достаточно точно. Так вот, как бы ты отнесся, если бы эту работу мы сейчас подписали бы с тобой вместе. Чтоб я, как твой научный руководитель… Если в какой-то мере это тебя ущемляет, если в какой-то мере это тебе неприятно — все, будем считать этот разговор небывшим и пойдем пить коньяк. Мы с тобой как есть друзья, так и останемся. Если же тебе это… В общем, так. Не отвечай мне на этот вопрос. Подумай.
И г о р ь. Почему не отвечать? Я могу ответить сразу.
В и к т о р. Ну, смотри. Только чтоб не получилось, что завтра ты пожалеешь о своих словах.
И г о р ь. Для меня это, однако, неожиданность. Я никогда об этом не думал, но в том, что вы говорите…
В и к т о р. Не надо сейчас отвечать. Позвони мне завтра. Обдумай. И если ты посчитаешь, что это разумно, что это может быть полезно для всей нашей работы в целом, в конечном счете для науки, то… (Бахметьев весело подмигнул Верее.) Пошли, выпьем свои сто грамм…
На авансцене.
Л е н а. Ты что, Игорю не веришь?
М а ш а. Верю. Он же дико искренний. Но я в нем не уверена.
Л е н а. Веришь, но не уверена. Это же одно и то же.
М а ш а. Нет, мама, что ты, это разное!.. Вера — это приятие личности. Личности в целом, понимаешь? Это мозг, талант, характер. А уверенность — это другое… Это… Ну, как бы тебе сказать… Предощущение поступков, что ли… Пред-о-щу-щение!.. Какой поступок будет совершен. И тут я не всегда за него спокойна.
Л е н а. Это предположение или есть факты?
М а ш а. До сегодняшнего дня — одни предположения, а сегодня — факты.
Л е н а. А что, собственно, сегодня случилось?
М а ш а. Видимо, ничего особенного… И все-таки случилось…
Л е н а. Ну постарайся разобраться. Это же не мистика, не алхимия, это же можно понять. Ну давай вспомним по порядку весь сегодняшний день. Вот мы встали…
М а ш а. Ну, встали.
Л е н а. Я пошла в магазин, отец пошел во двор, к машине.
М а ш а. А я никуда не пошла. Собиралась в читалку, а залезла в ванну.
Л е н а. Машка, ты с ума сошла. В четверг же экзамен.
М а ш а. Ничего, еще три дня… Значит, я полезла в ванну, а тут раздался звонок…
Новая квартира Бахметьевых: передняя, столовая с балконом, дверь в кабинет. Звонит звонок.
Г о л о с М а ш и (из ванной). Кто?
Г о л о с (из-за входной двери). Водочки с клееночки можно полакать?
М а ш а (рассмеялась). Сейчас!.. (И вышла босиком, на цыпочках, завернутая в купальную простыню. Она открыла дверь и — «Ой!..» — метнулась к вешалке и зарылась в висевшие на ней пальто.)
Вошел ч е л о в е к в синем дождевике и шляпе.
Ч е л о в е к в д о ж д е в и к е. Здравствуй, Маша! А Виктора нет? Глебовича?
М а ш а. Виктор есть. Глебович. Одна беда — он во дворе. Вернее, две беды — он во дворе, а я не могу отсюда выйти.
Ч е л о в е к в д о ж д е в и к е. Почему?
М а ш а (еще глубже зарылась в пальто). Не могу, и все.
Ч е л о в е к в д о ж д е в и к е (посмотрел на голые ноги, выглядывающие из-под пальто). Как же нам выкрутиться из этого положения?
М а ш а. Я вам открыла только потому, что думала, что это отец. Он иногда нас разыгрывает разными дурацкими голосами.
Ч е л о в е к в д о ж д е в и к е. Лестно. А тебе, прости, сколько лет?
М а ш а. А мне, пожалуйста, скоро девятнадцать.
Ч е л о в е к в д о ж д е в и к е. Ну, ты за словом в карман не лезешь.
М а ш а. О, если бы был карман!.. Вы не обижайтесь, это у нас семейное. Знаете что, идите в столовую, откройте балконную дверь, и вот как раз под балконом вы его и увидите.
Человек в дождевике прошел в столовую.
Кстати, кто вы? Не оборачивайтесь!..
Ч е л о в е к в д о ж д е в и к е. Фамилия моя Бабаев. Но вряд ли это тебе что-нибудь скажет.
М а ш а (уже из ванной). Нет, почему же! Конфетная фабрика имени Бабаева.
Б а б а е в (улыбнулся). Вот зараза.
М а ш а (из ванной). Вы только не обижайтесь. Это я так острю. С детства только и слышу «Мишка Бабаев…». Значит, вы и есть Мишка Бабаев?
Б а б а е в (с балкона). Я и есть.
Вошла М а ш а. Она уже одета.
М а ш а. Вон под машиной лежит. Профессор в плане. Вид сверху.
Б а б а е в (крикнул вниз). Профессор Бахметьев! Водочки с клееночки можно полакать?
М а ш а. У вас только одна шутка?
Б а б а е в. Нет, у меня есть и еще. Но с этой я готовился прийти сюда тринадцать лет. И не могу отказать себе в удовольствии. Товарищ Бахметьев! Водочки с клееночки позвольте полакать!.. Не слышит.
М а ш а. Подождите. Я сейчас спущусь вниз. Надо же решить эту локальную проблему. (И выбежала на лестницу.)
Б а б а е в вернулся в столовую и стал осматривать квартиру. Квартира как квартира: очень много книг, картин, каких-то вятских игрушек, сувениров со всех концов света. Гулко грохнула дверь лифта, щелкнул замок.
В и к т о р (влетел в комнату). Где он?..
Маша остановилась в дверях.
Гляди — Мишка!.. Дай я тебя обойму! Друг мой, Мишка! Не отбивайся, не отбивайся, дай поднять!.. Ничего, есть вес!.. А теперь ты меня подними!.. То-то! Видишь, насколько меня земля больше притягивает… Да чего ты в плаще? Жара на улице, великая сушь, а он дома в плаще!.. Снежный человек! Одичал, ей-богу!.. Может, у тебя там нет ничего под плащом… Смотри, в пиджаке!.. И при галстуке!..
Л е н а (вошла). Мишка!.. Мишенька!.. (И бросилась его обнимать и целовать.)
Б а б а е в. Ой, Ленка, наконец-то я тебя вижу…
Л е н а. Лысый Мишка… Лысый Мишка… Батюшки, что делается…
В и к т о р. Жив-здоров?