Остаточная деформация - Катерина Терешкевич

достигнута только сопряжением биополей на довольно глубоком рефлекторном уровне. — Последнюю фразу он явно процитировал по памяти, даже взгляд в небеса вперил. — В общем, если один сдохнет, то второму либо смерть, либо овощем доживать.

Дальше староста благоразумно не расспрашивал, только покивал с умным видом.

— А что всё-таки грохотало? — сменил тему Пети. — Даже если швырнуть йорна в ручей с размаху, такого не получится.

— Трещина затрещала, — скаламбурил Стас, доселе молчавший. Пети шутка не показалась смешной, но он на всякий случай вежливо улыбнулся.

— Ночью была неудачная переброска, — пояснил Сэм. — Человек погиб, выброс энергии больше обычного. А потом то, что сказал Стас. Без всякой видимой причины — ещё один мощный выхлоп, из-за которого начался пожар и ещё долгонько землю трясло. Поскольку ветер был в нашу сторону, пришлось тушить. В общем-то всё.

— Затушили, кажется. — Гриша сконденсировался из дыма в лучших традициях Данииловой дюжины. — Осталось похоронить того бедолагу — и можно домой.

— Что, от него что-то осталось? — равнодушно удивился Дани. — С таким выбросом разве что кучка пепла…

— А вот поди ж ты, — вздохнул Гриша тоже без особых эмоций. — Нашли, почти целый. Только поломанный, метров на сто от Трещины отшвырнуло. О, Грэль сюда несёт.

Грэль оказался вторым йорном, всё верно, такие имена среди людей не слишком распространены.

То, что он нёс перед собой, кто-то заботливо завернул в дерюжку. Рядом семенила рыжая Моника, жалостно шмыгая носом, так что о происхождении походного савана можно было долго не гадать.

— Жалко, — сказала женщина следопыта Джека, поймав взгляд Пети, — красивый, молодой…

Когда они поравнялись с ангелом, тот не удержался, будто чёрт под руку пихнул, откинул край грубого полотна — и вскрикнул.

— Знакомый, что ли? — сочувственно засопел над плечом Стас.

— Д-да, — выдавил Пети, с отчаянной жадностью разглядывая восковое лицо, широко распахнутые, почти живые зелёные глаза, единственный мазок крови слева на лбу, над атласной бровью. — Двести лет знал. И не знал абсолютно.

Ему хотелось закричать, чтобы хоронили быстрее, пока Айрин не вернулась, но с этим порывом справился безукоризненно. Хватит. Да, хватит. Пети вернул ткань на место, чувствуя только пустоту. Йорн по имени Грэль смотрел… да, пожалуй, понимающе. Но для них — смерть или безумие. Для Пети — жить дальше с отодранным куском души.

— Как хоть звали-то? — спросила Моника. — На табличке напишу.

— Штефан. Его звали Штефан. Напиши, пожалуйста: «Ангел Штефан, верный друг, убийца и мечтатель».

Из пустоты под сердцем поднимался истерический не то смех, не то плач, но Пети удалось затолкать его обратно.

Громадная лапища Даниила легла на плечо, сжала до благословенной, отрезвляющей боли.

— Больше не трясёт, но Трещина не погасла, тлеет, — негромко сказал он. — Берт пока не вернулся, хотя уже должен. Об этом думай.

Но Пети не мог. Сейчас это точно было выше его сил.

Третий, самый страшный взрыв случился к вечеру, в сумерках, когда все уже почти поверили, что обойдётся.

*

Протискиваясь тесной кишкой Грааля к пятачку тёплого вечернего света, Берт почти поверил, что обошлось. Там, наверху, чётко ощущалась жизнь. Какие бы изменения ни учудил в нулевой Джонси, Паола уцелела.

А через пару минут, когда он зацепился за край колодца, всё накрылось медным тазом, как сказал бы Пети. Грохот был настолько оглушительным, что мозг отключил слуховые нервы. В стерильной тишине Берт почти сразу понял, что происходит: Трещина расширялась, стремясь слиться с Граалем. От этого стремления раскалывалась почти ровно по прямой гора, трясясь в смертельной лихорадке. Пети бы наверняка сказал бы, почему это происходит, что будет в итоге и всякое такое, но Берт не был учёным, он просто хотел выжить и найти Айрин. Ужас и паника — плохие помощники, но у Берта других не было.

Он выплясывал ёжик знает что между рушащихся пластов и глыб и взбирался по стенам образовавшейся расщелины. И не только тонны скачущих камней заставляли его лезть вверх. Теперь, когда снова выросли крылья, Берт с невероятной остротой понял смысл той избитой фразы про силу слабости и слабость силы. Останься он человеком — погиб бы в первую же секунду: оглушённого, дезориентированного, его раздавило бы базальтовой плитой, что величественно сползла в разлом первой. Гел инстинктивно вывернулся, совершив недоступный человеку манёвр — прыжок с места метра на три-четыре вверх и в сторону, с последующим зависанием на кончиках пальцев на еле заметном выступе. Но гел, в отличие от человека, немедленно почувствовал обжигающее дыхание Трещины впереди. А сзади быстро наполнялся тёмной, мертвящей субстанцией колодец Грааля. После решения Джонси сломать излучатель Грааль «высох», что и позволило Берту пройти, но, как оказалось, ненадолго. Новое мировое равновесие вступало в права, и плевать хотело на крохотное существо, случившееся на его пути.

Берту было не плевать. Твердя как мантру: «Прижмёт — выкручусь», он лез выше и выше, отчаянно пытаясь сохранить остатки здравого смысла. Эти остатки настойчиво повторяли, что надо добраться до самого верха и как угодно катиться вниз, выдерживая по возможности прямой угол к расщелине. Ужас хотел бежать куда-нибудь, а паника издевалась, нашёптывая, что бежать некуда и внизу все мертвы.

Он выполз на расколотую вершину с долгим, протяжным воплем, перекрывшим даже грохот катаклизма:

— А-а-айри-ин! — Крик улетел в задымленное, подсвеченное кровавым закатом небо.

Но Берт по-прежнему ничего не слышал и считал, что орёт про себя.

*

Земля треснула, как перезревший арбуз, если тот ткнуть зубочисткой.

У основания горы ширина провала была метров сто, если не больше. В неё ухнули и лужаечка, на которой пытали Берта, и оплавленное дерево. Хищно раззявленная пасть земли проглотила большую часть кладбища и ручей. К посёлку смерть двигалась со скоростью быстро идущего человека, поэтому почти все успели вывалиться за ограду, похватав кто детей, кто пожитки, и, презрев организующие вопли старосты, брызнули врассыпную в попытке угадать безопасное направление. Возможно, это была самая правильная тактика в данной ситуации, но выглядело ужасно. Ещё хуже — многие похватали ещё и факелы, ведь быстро темнело. Так и бежали с открытым огнём по трясущейся от неведомой внутренней боли земле…

*

Страх и отчаянье забивали эфир так густо, что Берт с трудом дышал. Он мчался так быстро, как только мог, за спиной с шипением бились волны схлестнувшихся энергий — тёмной и светлой, — но достать уже не могли. С горы он нёсся, балансируя крыльями и почти не глядя под ноги, зато пристально вглядываясь в даль.

Он видел, что жуткая прорва прошла в стороне от посёлка, западнее, через лес. Но видел он также, как часть посельчан