Исключительные - Мег Вулицер

– Может да, а может нет.

– Ты меня разыгрываешь, Итан?

– Просто сейчас в моей жизни как будто проходит грань, – сказал он. – До и после.

Итан чувствовал, что в минуту удачи легко стать жадным. А Эш всегда полагалась на деньги своей семьи, и это расстраивало его; Итан, вначале живший со своими вечно ссорящимися, небогатыми родителями, а затем со своим отчаявшимся отцом, всегда был безразличен к богатству, но социалистом он никогда не был; он родился слишком поздно, чтобы найти хорошую компанию.

– Что если это не правильно, это шоу? – спросил он. – Что если это полная нелепица, общий итог художественного провала? Ошибка.

– Итан, ты все вокруг считаешь ошибкой. Ты понятия не имеешь, как должно быть правильно.

– Что ты имеешь в виду?

– Ну, то время, когда тебе предложили летнюю стажировку для «Луни Тьюнс» после старшей школы, и ты отказался, не задумавшись ни на секунду.

– Я отказался, потому что заботился о Старом Мо, – резко сказал Итан. – Он умирал от эмфиземы, Эш, то есть серьезно, что, по-твоему, я должен был сделать?

Даже подумав о том лете, Итан чувствовал как что-то внутри него тоскует и грустит. Старый Мо Темплтон на фоне оксигенотерапии весил так мало, что не мог есть, и Итан пошел и купил ему соковыжималку. Соковыжималка была красивой, «Ягуар» среди соковыжималок, она выглядела как космический корабль из будущего, и он делал сок из моркови, свеклы и груши. Он садился возле больничной кровати, которая была установлена в комнате Старого Мо, и, держа стакан сока, сгибал для него соломинку.

Однажды, когда Итан согнул соломинку, он услышал тонкий тихий скрип, который раздавался при сгибании, и затем шлифовал идею соломкового звука для кое-какого амбициозного проекта в будущем.

– Соломковый звук! Соломковый звук! – Требовал персонаж Уолли Фигмена от своей матери, которая дала ему стакан шоколадного молока, несколько месяцев спустя в воспоминании о раннем детстве в одной из короткометражек «Фигляндии». Шумный, дерзкий саундтрек мультфильма останавливался, когда мать Уолли сгибала соломинку для своего сына, и соломинка издавала этот безошибочный и какой-то приятный, немного писклявый скрип.

Однажды «Фигляндия» попадет в прайм-тайм, и курильщики травки, смотревшие шоу, начнут говорить друг другу:

– Соломковый звук, соломковый звук!

И кто-то обязательно отправится на кухню, или даже выбежит в магазин, и принесет черную коробку «Циркус Флекси-Строуз» и будет сгибать соломинку за соломинкой, чтобы услышать этот особый, неповторимый звук, считая его необъяснимо веселым.

Итан оставался со Старым Мо до самого конца, когда старика увезли в больницу, и был там, когда умер Старый Мо. От своего учителя он унаследовал всю его личную коллекцию старых мультфильмов на бобинах: «Когда йо-йо припрыгал домой», «Наемные работники Космополитан», «Папа Джо Дули» и все остальные. Иногда поздно ночью, когда Эш спала, а Итану не спалось, он включал кокосово-белый проектор «Белл энд Хауэлл» и сидел в гостиной, просматривая древние мультфильмы на стене, хотя в последнее время это казалось сентиментальным и жалким, поэтому он собрал фильмы в коробку и хранил их у отца. Еще одна коробка в этой отвратительной квартире не изменит ситуацию.

Он бросил работу в «Луни Тьюнс», чтобы заботиться о Старом Мо, но на самом деле он не мог оценить, что это был за труд, и чем это закончилось бы для него. В Итане необычным образом сочетались положительно и отрицательно заряженные ионы. «Луни Тьюнс» был для него потенциальным кошмаром подчинения и необходимости следовать чужому устоявшемуся видению, но все же, может быть, работа там могла бы приносить удовольствие. Конечно, теперь не было никакого способа узнать наверняка. Но он не упустил из виду «Уорнер Бразерс» как саму возможность и предпочел остаться в Нью-Йорке после окончания художественной школы.

– Честно говоря, – сказала Эш, – твой уход из «Смехачей» был всего лишь вопросом времени. Они были недостаточно хороши для тебя. Я сразу спросила себя: где утонченность? Итану это не понравится.

– Ты понимала больше, чем я. А затем еще твой отец, с этой проникновенной речью в его офисе – если бы не он, я бы занимался бог знает чем. Дрейфовал бы.

Итан поступил так, как ему посоветовал Гил, и к его удивлению канал ответил: разумеется, мы будем рады услышать твою презентацию. Он принес раскадровки, сделав озвучку, как всегда делал в короткометражках. Они много смеялись и пригласили его еще на две встречи с другими руководителями, и каким-то образом в конечном итоге они согласились и дали ему возможность сделать свое собственное шоу. Сам по себе Итан никогда бы не набрался смелости, чтобы предложить что-то в таком духе. Смелость. Он вспомнил маятник Ньютона на столе Гила. Вот у кого смелости было полно – он был решительным, как шарики, подвешенные на струнах, врезающиеся друг в друга и щелкающие, как безумные. Он был обязан Гилу всем, но даже обдумывая эту мысль, Итан понимал, что дело было не в этом.

Сегодня, после чудесного, геммологического ассортимента кушаний из сырой рыбы, все было утверждено. Но после ужина, стоя на улице под дождем, Итан все еще чувствовал на себе прессинг, как на Мауи. И на этот раз он делал то, что хотел! Он получил все! Прессинг шел из другого источника. Это было не разочарование, но удовлетворение. Он знал, что его жизнь изменится потрясающе радикальным образом, и он станет другим. Возможно, даже выглядеть станет по-другому. Он был словно ребенок, голова которого сплющивается, когда он, словно мягкое мороженое из раструба автомата, прокладывает свой ужасный путь через родовой канал. Эш была в пальто и шарфе. Она выглядела такой красивой за низким лакированным столиком рядом с ним, когда они сидели на соломенных матах; очевидно, она впечатлила и удивила Гэри Романа и Холли Сакин. Итан получил социальный бонус благодаря неуместной красоте и обаятельности своей девушки. Ситуация вызывала у него ярость, она была оскорбительна для Эш, оскорбительна для него, но факт остается фактом.

Когда они вернулись домой, вместо того чтобы чувствовать себя уставшими и промокшими, они упали на свой футон, и без каких-либо обсуждений и предисловий начали трахаться. Эш снимала с себя свою дорогую одежду, пока на ней не осталась только майка, которая невероятно возбудила его по непонятным для него самого причинам. Он засунул ладонь под эластичный хлопок – в какой-то момент она оказалась на животе, – и он обнаружил, что забирается на нее, и увидел торчащий ярлык. «Hanes для мужчин», – прочитал он вверх ногами, и от этих слов новый поток крови хлынул в его эрегированный пенис. Ему хотелось смеяться.

Секс был таким же странным, как и все остальное, как суши или искусство, или тот факт, что теперь он является взрослым человеком, который может трахать любящую его женщину. Что он, Итан Фигмен, интересен кому-то как сексуальный партнер, в то время как провел первые семнадцать лет своей жизни в полной уверенности, что секса ему никогда не видать. Но потом, рано утром, в ужасный Новый год, он обнял Эш, когда они покинули полицейский участок после ареста ее брата Гудмена. Она посмотрела на него с выражением лица, которое он позже сравнил с оленьим. Не в тот момент, когда на оленя падает свет фар на дороге, а когда он встречается взглядом с человеком, смотрящим на него в изумлении. Олень оглядывается назад, признавая не только свой собственный ужас, но и свою красоту, и на мгновение красуется перед человеком. Флиртует. Эш показала ему такое лицо, и Итан смущенно моргнул. Он обнял ее инстинктивно, желая защитить, потому что знал, как сильно она любит своего брата, и как мучительно все это для нее. Но было это лишь выражение лица, и он решил, что ошибся, ничего тут особенного нет. Она ему просто благодарна, вот и все.