Руки Геракла - Фред Томас Саберхаген

У «Небесной ладьи» было гораздо больше способностей, чем я мог себе представить. Или, возможно, я слишком их переоцениваю. Возможно, мне все удалось как раз благодаря моей смертной, человеческой воле, более сильной, чем думали мои друзья или враги, и пламени моей ненависти.

Вход в Подземный мир находился в странной, незнакомой стране, которой я достиг на закате, после того, как целый день шел наперекор буре. Волшебство «Небесной ладьи» доставило меня по реке до Великого моря, затем по другой реке через несколько притоков, пока, наконец, река не стала слишком мелкой и я не был вынужден покинуть лодку.

Я отправился в путь, имея на борту изрядный запас еды, и у меня ее еще оставалось на неделю. Я также взял с собой бурдюк, который где мог наполнял водой по пути. Эти скромные припасы и палица составляли все мои пожитки. А сейчас я пошел пешком вдоль ручья, и незримый дух, как обычно, жужжал у меня над ухом.

Забравшись на каменистый холм ярдов в сто высотой, я набрел на кипарисы и кедровую рощицу. В этом укромном месте рождался тот ручей, по которому я шел. Он вытекал из пруда, который питали глубинные ключи. Другой неприметный ручеек, поменьше, вытекал из того же пруда и уходил в сторону, стекая по узкому каменному выступу, и скрывался в провале, открывавшемся между двумя наклонными гранитными плитами.

Сунув голову в провал, я услышал глубоко под землей приглушенный шум небольшого водопада. Мой нос учуял мерзкий сернистый запах. Я счел это добрым знаком. Это наверняка спуск в Аид, куда почти принесла меня моя лодочка.

Другим верным знаком было то, что мой дух-проводник, который все время жужжал у меня над ухом, пока я взбирался на холм, внезапно покинул меня.

Я молча попрощался с незримым существом и моей покинутой «Небесной ладьей», уже не видной за скалами и деревьями. Положив на плечо новую палицу, я попытался протиснуться в темный провал, к подземному водопаду.

В последний момент спуск пришлось отложить. Провал оказался слишком узким для меня. Я на время отложил палицу и голыми руками чуть сдвинул одну из небольших костей горы, расширив проход так, чтобы пролезть внутрь.

Каким бы драматическим ни было начало моего спуска в Преисподнюю, потом все пошло отнюдь не так впечатляюще. За входом открывался темный спуск, но все же здесь было не так темно, чтобы я не видел, куда поставить ногу. Правда, откуда шел этот слабый свет, я не мог понять.

Минута за минутой, час за часом я спускался вниз, и свет дня мерк за моей спиной. Я шел по тропе, словно бы выбитой в камне тысячами ног, но, как бы то ни было странно, я больше никого не встретил. Нет, подумал я, не могло молчаливое воинство мертвецов пройти между этими гранитными плитами и не оставить следов. Если бы всем умершим на свете пришлось проходить именно через этот узенький вход, то там до сих пор была бы такая давка, что я никогда бы не пробрался внутрь.

Нет, подумал я. Аид должен получать новобранцев в свое воинство каким-то другим путем.

Когда я, наконец, начал уставать от долгого спуска, я остановился передохнуть там, где сухая пыль образовала что-то вроде относительно мягкой подушки – по крайней мере, мягче камня. Я лег и сразу же уснул.

Во сне передо мной явился Аполлон. Он был рад видеть, что я исцелился от своего горя, и заверил меня в том, что память, которую он утратил после нападения гиганта, когда мы направлялись в мастерскую Вулкана, снова почти полностью вернулась к нему.

Я смутно чувствовал присутствие царевича Астериона и временами видел вдали его рогатую голову.

Вроде бы я пытался во сне спросить Аполлона, может ли он сопровождать меня в Аид. Помнится, Солнечный бог ответил мне:

– Меня там не любят, и мое появление может вызвать очередное тяжелое столкновение с Аидом, чего нам сейчас никак нельзя допустить. Но мы встретимся, Геракл, как только ты выйдешь из царства мертвых – если сможешь.

Проснулся я, стеная и чихая от сухой пыли, на которой спал. Сначала я не мог понять, кто я и где, затем все вспомнил.

Когда я еще не совсем проснулся, мне показалось, что я слышу далекий собачий лай. Я подумал – вдруг тот вход, по которому я иду в Аид, как раз тот, который стережет Кербер? Или это просто сказки?

Проснувшись окончательно, я уже не слышал никакого лая. Ощупью найдя во мраке палицу, я положил ее на плечо и пошел дальше.

Дальнейший спуск занял, как мне показалось, много часов. Там, где тьма сгущалась, я шел на ощупь, проверяя дорогу перед собой с помощью палицы. Иногда склон был настолько крут, что мне приходилось опираться на нее, как на посох, и другой рукой хвататься за выступы скалы. Хотя темнота все никак не рассеивалась, назвать ее непроглядной было нельзя. Мучительный спуск вдоль журчащего ручья, наконец, закончился. Тропа пошла ровнее, и узкие стены разошлись. Чем ниже я спускался, тем теплее и в то же время смраднее и тяжелее становился воздух.

По дороге у меня было много времени подумать о том месте, куда я иду, и о том, что я там буду делать. Я вспомнил одну старинную историю, которую заставил меня вызубрить наизусть один мой наставник. В ней говорилось о неизмеримо глубокой пещере, вход в которую спрятан в темном лесу на берегу черного озера. В том лесу нет птиц, поскольку от озера поднимается ядовитый воздух, и название того озера – Аверн, то есть «лишенное птиц».

Сейчас, когда я спускался все ниже, смрад, от которого сначала просто ноздри закладывало, начал ослабевать, или, как бывает со всеми дурными запахами, я просто притерпелся и перестал его замечать.

И тут, к моему величайшему изумлению, я набрел на заброшенную деревушку. Разбросанные домики, очень похожие на те, что я привык видеть дома. Трудно было представить, какие тут могут быть поля для возделывания, какие злаки растут. Однако я не мог отделаться от впечатления, что в этих домах должны жить люди, что как только я отвернусь, они там появятся.

Но я понимал, что здесь все будет не так, как наверху. Теперь я осознал, что я на самом деле попал в царство Аида. Я уже не думал о том, что может со мной случиться. Но мне показалось странным, что я до сих пор не увидел ни единой души – ни человека, ни бога, ни демона.

Я не мог сказать, что у меня над головой – твердь или что иное, но звезд я уже давно не видел.

Тут было до однообразия темно и ничего не росло. И все же мне хватало света, чтобы увидеть, куда я иду. Было понятно, что он откуда-то исходит, но я не понимал откуда. Окружающее так угнетало мой разум и душу, что я не сомневался, что теперь это – навеки. Я мог бы поклясться, что благословенный свет ока Аполлона никогда не проникал в эти серые безжизненные края и вряд ли когда проникнет. Я не просто видел, а даже чувствовал, как нависают надо мной облака и как клочья тумана выползают из голой земли.

Я шел по неприветливой местности. Теперь я думаю, что тогда я еще лелеял слабую надежду – настолько слабую, что даже не смел самому себе в этом признаться, – что все же сумею спасти жену и ребенка, иначе я просто сошел бы с ума от ужаса, оказавшись здесь. Ни любопытство, ни мысль о сокровищах, ни даже бешеный гнев не заставили бы меня идти дальше.