Князь государственной безопасности - Андрей Канарейкин

обязанности, не особо интересующей меня в целом, но при этом стабильно показывал лучшие из возможных результатов в спарринге, хотя по-настоящему сильные мечники, не знавшие об особенностях моего истока, вполне вероятно могли бы меня победить без особых проблем. Ну, конечно, если бы я не использовал этот самый исток.

А вот Виктор всегда держал в памяти сложность сражения со мной на мечах и потому, видимо, подсознательно боялся подобной схватки, из-за чего наши спарринги всегда заканчивались одинаково — а именно, в мою пользу. К сожалению для меня, этот граф, который стоял сейчас передо мной, явно победил свои комплексы, а учитывая, что его собственные способности в определённом смысле ставили нас на одну доску (я всё ещё не могу убить или ранить его, поскольку не видел линий его смерти), то бой выходил непростым. Впрочем, я тоже со времён академии многому научился, возможно как раз и стоит продемонстрировать кое-какие приёмы…

Я ушёл от быстрого укола в плечо, парировал выпад в ногу и перешёл в атаку, шагая к Виктору и делая выпад вверх, собираясь рассечь его руку. Увы, клинок моей катаны встретил украшенную гарду его шпаги вместо украшенных перстнями пальцев. Я попытался продолжить давление, но брюнет бешено, сверкнув глазами пнул меня коленом в бедро, отчего я скривился, зашипел и отскочил назад, защитным жестом махнув мечом перед собой и тут же услышал крик боли и последовавшую за ним ругань. Подняв взгляд, я увидел, что мой удар как оказалось достиг цели и оставил на щеке Виктора длинный узкий разрез. Веди я дуэль с обычным воином, я бы, наверное, мог праздновать победу: через несколько минут противник ослабнет от потери крови, а там можно и добивать. Увы, Виктор был магом, так что раны он закрыл быстрее, чем я успел подумать о том, смогу ли развить успех.

— Довольно игр! — прошипел граф и развёл в стороны руки. Я рванулся вперёд, надеясь нанести удар до того, как Виктор закончит то, что замыслил (чтобы это не было), но дистанция между нами нарастала словно бы сама собой, и вместе с тем окна в галерее темнели, сменяясь зеркалами, в которых отражался Виктор и только Виктор.

Прежде чем я успел сообразить, многочисленные отражения одинаковыми движениями выбросили вперёд руки с мечами, пробивая стёкла и вокруг меня оказался не один враг, а три или четыре десятка из числа лишь тех, кого я мог видеть.

— Он нужен мне живым! — раздался приказ настоящего графа откуда-то из-за спин клонов-отражений.

— Ну попытайтесь, — прошипел я, бросаясь в атаку.

На этот раз мой меч разил во все стороны. Приём, который я хотел удержать в секрете, теперь не было смысла скрывать, и катану окутал пламенный вихрь. Повинуясь моей воле, с каждым ударом он устремлялся на очередного врага, заставляя его вспыхивать как спичка. Но всё же… всё же их было больше, а без своего основного истока я был намного слабее Виктора.

Я успел сжечь пять или шесть клонов, прежде чем пинок в спину бросил меня на пол. Я попытался подняться, но удар эфесом по затылку заставил меня потерять сознание.

* * *

Очнулся я от тряски. Открыл глаза и увидел плывущие вокруг тёмные зеркала-порталы, словно бы висящие в воздухе, а передо мной маячила спина Виктора, который шёл в круге мягкого света. Я дёрнулся и понял, что мои руки и ноги прочно стянуты прочными путами. Одновременно стало ясно, что меня никто не несёт — я просто парю в полуметре над поверхностью того, по чему собственно Виктор идёт.

— О, ты пришёл в себя. Хорошо, не хотелось бы, чтобы ты всё пропустил, — заявил мне бывший друг и товарищ.

— Где мы? — голос прозвучал хрипло, в горле пересохло.

— Междумирье. Ну, как я его представляю, по крайней мере, — Виктор хмыкнул, — другие путешественники могут видеть эти места иначе. Но я давно хотел тебе показать масштабы вселенной.

— Зачем? Ради какой-то… — я закашлялся, но смог продолжить, — ради оправдания своих поступков каким-нибудь нигилизмом? Вроде того, что «все наши выборы совершили в других мирах, так что выбор смысла не имеет»?

— А ты купишься на такие аргументы? — с интересом поинтересовался Виктор, повернувшись ко мне, так что я увидел на его лице тонкий рубец затянувшегося шрама.

— Едва ли, — усмехнулся я.

— Ну тогда, наверное, и прибегать к ним не стоит, — пожал плечами граф, — Правда, в этих аргументах есть некая крупица правды.

Словно повинуясь его словам, или скорее — мыслям, странные зеркала вокруг нас вспыхнули, отражая наше путешествие словно бы во всех возможных вариантах — где-то Виктор вёл меня, где-то я вёл его, где-то мы шли молча, где-то оживлённо спорили.

Продемонстрировав всё это, калейдоскоп картин потух и зеркала стали теперь отражать различные непонятные миры.

— Как видишь, миров действительно бесчисленное количество и выборы живущие в них жители делали самые разные. Даёт некую перспективу на осмысленность твоего «служения».

— Вот как? И сколько этих миров доступны для путешествий тебе, а сколько существуют за пределами нашего даже теоретического влияния?

— Казуистика. Ты хочешь уйти в софистику, поверь, сейчас не время и не место. Хотя бы потому, что ты говоришь с трудом.

— Пусть так, — я скривился и начал смотреть по сторонам.

— Дорогу запоминаешь? Ну попробуй, только сразу тебе скажу — не стоит сходить с тропы, — Виктор совершенно правильно понял мой интерес.

Впрочем, я не ответил, ибо в одном из зеркал мелькнула светлая косичка. Я моргнул и тут же присмотрелся — и правда Алиса, мне не показалось. Только вот где Арлетт?

— И что случилось с твоим обещанием «не обманывать»? Разве ты не направил Алису к Арлетт?

— Ты многое подмечаешь. Но я никого не обманул, она действительно в том же месте и вполне может нагнать подругу. Но разве я говорил, что портал приведёт прямо к ней напрямую?

— Казуистика, — вернул я Виктору любезность, — Ты никогда не прибегал к таким примитивным приёмам. Что же тебя так изменило-то?

Смех Виктора звенел, отражаясь от бесконечных висящих во тьме зеркал. Я не кривил душой, да и подначки мои в данном случае были минимальны — мне действительно было интересно, что заставило Виктора фон Меттина столь радикально изменить своей привычной линии поведения.

Он был… «прилипчивый и тихий» — не самая лестная характеристика для графа из старинного рода, но это было правдой. Виктор лишился своей семьи в раннем детстве, оставшись единственным выжившим в атаке в уплату долга крови, который Меттины имели перед другой влиятельной семьёй немецких маркграфов. Виктор, спасённый