Командарм - Олег Кожевников

До начала нашего представления оставалось ещё семь минут, и я с интересом наблюдал за поведением гитлеровцев. А там после разгона немецких самолётов и прекращения бомбардировки позиций полка Ломакина началось оживление. Не то чтобы немцы, испугавшись наших самолётов, решили рассредоточиться, чтобы избежать удара с неба. Нет, было видно, что немцы не опасаются русской авиации, они просто готовились продолжить своё движение к городу Острув-Мазовецка. Позиции русских немецким командованием уже не брались в расчёт. Конечно, разве могло выжить в таком аду живое существо?

Но в 12–20 для самих немцев начался ад. Уж на что я человек привычный, но на такое даже мне было жутко смотреть. Стена разрывов 152-мм снарядов впечатляющее зрелище, а когда это происходит среди автомобилей, людей и бронетехники, от которой рикошетят осколки, это ужасная картина. Людей рвало на части, а асфальт стал красным от крови. Я не стал дальше смотреть на все эти ужасы – подошёл к радисту, сидящему в дальнем конце окопа, и приказал вызывать на связь радиостанцию полка Ломакина. Хотелось верить, что подполковник жив. Что радиоэфир очистился от радиопомех, я почти не сомневался. Сам видел, как снаряд угодил в «опель» с параболической антенной на будке. Такой же, как те два, что захватил бронедивизион во время рейда по тылам 7-й танковой дивизии немцев. И которые я сам использовал недавно для блокировки радиостанции немецкого батальона.

Чудо случилось на третьей минуте работы корпусного радиста, полковая радиостанция (5АК) отозвалась. И не меньшее чудо, что рядом с ней находился живой и здоровый подполковник Ломакин. Здоровый то он был здоровый, но явно был неадекватен. Как только я надел наушники, то сразу услышал его крики:

– Товарищ генерал, полк умирает, но не сдаётся! Сейчас немцы проводят артподготовку и скоро пойдут в атаку! Мы все ляжем под фашистскими танками, но не отступим! Слава партии и великому Сталину!

Да… даже такого ветерана, прошедшего огонь и воду, выбила из седла жуткая бомбардировка. Работу наших гаубиц он воспринимает как артподготовку немцев перед атакой. Я начал успокаивать подполковника, сказав:

– Сергей Викторович, я тебя поздравляю с победой! Твой полк дрался сегодня великолепно и полностью выполнил задачу. Я горжусь вами. Все бойцы и командиры достойны награды, а тебя я представляю к званию Героя Советского Союза.

Этими словами я ввел подполковника Ломакина в полный ступор. Он что-то начал мямлить, из всех его слов я только разобрал «спасибо». Затем более отчётливо послышалось:

– А как же немецкая артподготовка, я же слышу звуки артиллерийских залпов?

– Сергей Викторович, ты сейчас где находишься?

– В блиндаже!

– Вот выйди из него и посмотри, что творится снаружи. Гарантирую, что никаких разрывов ты не увидишь, а услышишь только громкую канонаду. Это работают наши крупнокалиберные гаубицы, добивая две немецкие дивизии. Представляешь, подполковник, как мы дали по мозгам фашистам. Сколько советских людей спасли. И в этом очень большая заслуга твоего полка. Так что, Сергей Викторович, ты победитель! Давай приводи мозги в порядок и начинай ревизию своего хозяйства. Подготавливай раненых к эвакуации. Дополнительно медиков и транспорт я тебе пришлю. Легкораненых можешь оставлять в полку. И ещё, в 15–30 на шоссе, которое за твоими позициями, готовь построение всех оставшихся в живых бойцов полка. Я приеду, поздравлю ребят с победой, ну и политработников из гаубичных артполков захвачу, чтобы правильную речь толканули. Все, готовься, Сергей Викторович, до встречи в 15–30.

После разговора с подполковником Ломакиным опять пришлось кричать в микрофон рации, близкая канонада продолжалась, а с заранее развёрнутым госпиталем связаться нужно было как можно быстрее. Кричать приходилось и в телефонную трубку полевой связи, когда я отдавал команды артполкам выделить медиков и капитану Жигунову направить автомобили для эвакуации раненых. Хотя капитан находился совсем рядом, он с начальником своего штаба располагался в соседнем окопе. Мотострелковый батальон 7-й ПТАБр прибыл ночью, и ее роты еле-еле успели занять позиции вдоль шоссе. Они и недавно сформированные три маршевые роты выполняли задачу пехотного прикрытия гаубичных артполков РГК. Хорошо, что красноармейцы маршевых рот подготовили окопы для бойцов батальона. Если бы не это, то пришлось бы батальон размещать на позициях артполков, и сейчас бы огонь из стрелкового оружия, который вёлся одновременно с работой гаубиц, был бы гораздо слабее. И большему количеству гитлеровцев, избежавших поражения осколками снарядов, удалось бы скрыться в лесу. А так рой пуль буквально выкашивал счастливцев, не попавших под раздачу гаубиц. Этому же способствовал огонь пяти зенитных установок счетверённых «максимов» и миномётной батареи мотострелкового батальона. Одним словом, баню мы устроили немцам качественную, настоящую русскую.

Когда канонада стихла, казалось, наступила звенящая тишина, хотя кое-где продолжали бухать винтовки. Это снайперы продолжали стрелять по подозрительно шевелящимся телам. Ну а потом наша пехотная поддержка встала и не очень густой цепью пошла окончательно зачищать попавшие в огненный мешок немецкие колонны.

Моя спецгруппа, кроме красноармейца Лисицына, тоже выбралась из окопов НП и направилась к разбитой в хлам немецкой технике. Только у ребят была задача не зачистки, а поиск нужных мне трофеев. Во-первых, это, конечно, штабные документы, ну а ещё такие вещи, как знамёна и штандарты попавших в засаду дивизий. Это уже стало традицией собирать атрибуты поверженных нами немецких частей. Мистический, можно сказать, ритуал, забросить в кузов специально выделенного для этих целей пикапа поганые знамёна фашистских змеёнышей. Найти нужные вещи в этой каше из разбитой техники, трупов и непонятно откуда взявшихся куриц и гусей, испуганно мечущихся среди дымящихся костровищ, мог только такой следопыт, как Якут. По крайней мере, мне так казалось.

Когда я смотрел за удаляющимися фигурами ребят, радист доложил, что поступил вызов радиостанции бронедивизиона. Надев наушники, я услышал голос лейтенанта Костина, он буквально кричал в микрофон рации:

– Товарищ командующий, тут у меня кошмар что творится – немцы прут, как саранча. Бронедивизион уже захватил почти тысячу пленных, а фашисты вся продолжают прибывать. Совсем обезумели арийцы, бегут, побросав оружие, и даже не пытаются оказать нам сопротивление. Товарищ генерал, нет никакой возможности действовать согласно вашему распоряжению и двигаться в сторону Соколув-Подлески. Не оставишь же немцев без охраны, а уже сейчас моих людей еле-еле хватает охранять такую массу пленных.

– Говоришь, фашисты в панике? Это хорошо, лейтенант! Не зря, значит, мы всё это затеяли! Приказ следовать в Соколув-Подлески отменяю. Продолжай собирать пленных до того момента, пока к тебе не подойдёт маршевая рота лейтенанта Дербенёва. Передашь им пленных, и уже бойцы Дербенёва отконвоируют их к железной дороге, где стоят эшелоны, предназначенные для содержания немцев. Вместе с этой ротой я к тебе направлю мотострелковый батальон Жигунова. Вот вместе с ним ты и двинешь в Соколув-Подлески. Командовать операцией по освобождению этого польского города назначаю тебя.