Командарм - Олег Кожевников

«Ни хрена себе, – завопило моё сознание, – тут никакое польское ПВО не справится с такой тучей стервятников». По-видимому, предыдущие действия польских ПВО так разозлили фашистов, что на город бросили целых два полка, пожалуй, лучших немецких бомбовозов. «Юнкерс-88» сочетал в себе качества горизонтального и пикирующего бомбардировщика и был гораздо совершеннее, чем его предшественник Ю-87 («штука», именно так его называли мои однокурсники в академии). Вот качество горизонтального бомбометания «юнкерсы» и показали, когда долетели до города. А так как они летели на довольно низкой высоте, ПВО полковника Дзибальского среагировать не успело. А затем к этому шабашу тёмных сил присоединились и «хенкели», и Острув-Мазовецка превратился в филиал ада. Поднимающийся над городом дым и пылевое облако подтверждало эту мысль.

Я уже начал про себя материть полковника Дзибальского, уговорившего меня позволить его отрядам разместиться в городе, когда тёмные силы пришли и к нам. А предвестником этого выступил артдивизион полковника Ломакина. Его огнём было встречено боевое охранение надвигающейся на нас 9-й танковой дивизии вермахта. После этого время, казалось, убыстрило свой бег. Немцы не растерялись из-за жёсткой остановки своего боевого охранения – вперёд выдвинулись танки и огнём начали прикрывать нескольких уцелевших мотоциклистов, которые, бросив технику, из кюветов и придорожных канав вели огонь в сторону позиций полка Ломакина. Все их бронемашины были уничтожены. Они горели, распространяя по округе едкий дым. Под его прикрытием четыре «двойки» сползли с шоссе и попытались по полю зайти во фланг остановившей колонну засаде. Нет, не зря на этом поле работали сапёры Ломакина, как танки ни крутились, уклоняясь от огня артиллерии, но два из них получили удар под дых – наехали на противотанковые мины. А затем их добили артиллеристы. После того как уцелевшие танки уползли обратно, всё вроде бы затихло. Танки горели, уцелевшие в первом огневом контакте мотоциклисты, выбравшись из канав, перебежками возвращались к основным силам, колонна невозмутимо стояла вдоль дороги. Фашисты, уверенные в своей силе, даже не попытались рассредоточить технику в колонне.

Через минуту мне стало понятно, почему. Не меньше эскадрильи лёгких бомбардировщиков «Дорнье-17» выскочило из облака и набросилось на позиции нашего полка. Но не тут-то было, этих летающих карандашей встретил поток свинца с земли. Стреляла не только зенитная батарея автоматических 37-мм пушек, четыре спаренных «максима» и два взвода крупнокалиберных пулемётов ДШК (шесть единиц), но были слышны и винтовочные залпы с земли. В этой встрече свинца и фанеры победил, естественно, свинец. Четыре «дорнье» рухнули на землю, остальные, побросав бомбы куда попало, опять скрылись в большом облаке.

За атакой «дорнье» на позиции полка Ломакина наблюдали несколько немецких офицеров. Они забрались на крыши грузовиков и оттуда в бинокли пялились на ожидаемое представление – бегство наглецов, преградивших им путь. Но не тут-то было, сбежали как раз не русские, а хвалёные асы Геринга. Вот после этого за полк Ломакина взялись всерьёз. И первую скрипку в этом взяла на себя немецкая артиллерия. Немцы всё-таки деятельные вояки. Пока моё внимание было приковано к действиям полка Ломакина, фашисты развернули чуть в стороне от дороги три полевые 105-мм гаубичные батареи. Поэтому для меня было неожиданностью, когда в расположении полка Ломакина начали возникать султаны взрывов артиллерийских снарядов. До этого по позициям полка работали только миномёты. А тут вдруг как прорвало плотину. Вскоре всё заволокло дымом, у немцев стали усиленно работать специальные 100-мм миномёты для постановки дымовых завес. Даже мне со стороны, где дыма не было, в стереотрубу сложно было разглядеть, что происходило на поле боя. Скорее всего, там работали сапёры – расчищали проход для своих танков.

Естественно, я приказал находящемуся со мной вместе в окопе радисту немедленно связаться с подполковником Ломакиным. Хотя у нас была довольно мощная рация, но это никак не удавалось, весь радиоэфир был забит помехами. Наверное, немцы специально загадили радиоэфир, и я даже догадывался, при помощи какого оборудования они это делали. Но этот ход фашистов был ожидаемым, поэтому отсутствие связи меня, да, впрочем, и предупреждённого заранее подполковника Ломакина вряд ли могли особо волновать. Неприятно, конечно, что нельзя дать совет, а главное, сообщить точные координаты немецких гаубичных батарей. Но подполковник калач тёртый и сам догадается, что дымовая завеса означает то, что немцы переходят к активным действиям, и наверняка под её прикрытием сейчас работают сапёры, расчищающие коридоры для танкового удара. А учитывая рельеф местности, мы ещё вчера с подполковником определили три коридора, по которым наиболее вероятен танковый удар немцев. Соответственно напротив каждого из коридоров были установлены по две противотанковые пушки. И не кабы какие, а, пожалуй, самые лучшие, которые у нас имелись – это были трофейные 50-мм противотанковые пушки. А то, что поддался эмоциям и хотел дать координаты гаубичных батарей, чтобы имеющаяся у Ломакина батарея трёхдюймовок вдарила по фашистским гаубицам, то это было бы нарушение моего же приказа – не стрелять артиллерией по полосе вдоль шоссе. Если бы у немцев в тылу начали взрываться снаряды, то, чтобы избежать напрасных потерь, они наверняка бы отвели не участвующие в операции силы назад, куда-нибудь в район Соколув-Подлески. И как бы там их достали наши гаубицы? Пусть думают, что у обороняющихся русских имеются только противотанковые орудия, не способные добить до стоящей в пяти километрах от места схватки автомобильной колонны.

А между тем операция немцев развивалась весьма энергично, к гаубицам присоединились САУ и многочисленные миномёты. А затем вперёд пошла бронетехника. Я насчитал не меньше батальона танков Т-2 и шесть самоходных противотанковых орудий «Мордер». А впереди всей этой шушеры двигались десять, пожалуй, лучших немецких танков Т-3. Пехотная поддержка этого железного кулака тоже была весьма солидной. Не меньше двух батальонов пехоты шли в наступление вслед за танками.

В начавшейся бойне я сквозь клубы дыма смог разглядеть только два эпизода этой яростной схватки. Один из них меня очень огорчил и заставил про себя ругаться матом. Ещё бы не ругаться, когда на моих глазах погибло пятеро красноармейцев. Смелые и рисковые были ребята, но обучены безобразно. Решили поохотиться на немецкую «тройку», а кроме смелости, тут нужно и умение. А эти пацаны с ручным пулемётом и гранатами, положив пехотную поддержку немецкого танка, решили уничтожить и само это стальное чудовище. А так как Т-3, лишившись пехотной поддержки, начал отползать, то ребята выбрались из окопа и начали его преследовать, чтобы подобраться на бросок гранаты. Делали это они довольно умело и наверняка бы уничтожили этот танк, если бы не одно но. Неопытные были пацаны, не знали, на что способны немецкие инженеры в разработке средств для убийства людей. На этом и погорели. «Оружие ближней обороны» было стандартным противопехотным оружием, устанавливалось на танк или самоходное орудие и обеспечивало ближнюю защиту боевой машины от пехоты противника. Использовалось вместо пистолетных портов, ослаблявших броневую защиту. Оружие представляло собой мортирку калибром 92-мм, заряжаемую разрывными зарядами. Она выстреливала небольшую гранату на высоту около трех метров, где та взрывалась, усеивая всё вокруг шрапнелью и металлическими шариками. Считалась очень эффективным средством для очистки близлежащего пространства от пехоты противника. Но то, что знал я, закончивший академию, не могли знать молодые ребята, совсем недавно призванные в армию, а бестолочи командиры не довели до пацанов эту информацию.