Тёмные времена. Звон вечевого колокола - Илья Куликов

Великий князь Василий Ярославович всю дорогу размышлял над предстоящим походом великого царя и хана на Литву. Менгу-Тимур решил вести свою рать на Литву по зову великого князя Смоленского Глеба Ростиславовича. Значить это могло только одно – по русской земле вновь проскачет монгольская конница. Являясь улусом великого царя, великий князь не мог запретить им следовать по его землям и не мог даже запретить бесчинствовать. Ждать на Руси монголов следовало к зиме.

Ещё на полпути к Владимиру к великому князю прискакал гонец, который сообщил, что прибыли послы великого царя и хана и ожидают встречи с ним.

Владимир при Василии Ярославовиче посерел, и торговые дела, которые бережно налаживали Ярослав и Ксения, приходили в негодность. Не хватало средств и на поддержание укреплений. Все шёпотом винили во всех невзгодах ссору великого князя с племянником Дмитрием Александровичем и последовавшую за этим войну.

Великий князь и княгиня остановились у Успенского собора. Марфа с восторгом смотрела на это величественное здание.

– Господи! – говорила княгиня. – И это построили люди, а не ангелы Господни. Простые люди!

Великий князь спешился и помог княгине выбраться из телеги. Они вместе проследовали в храм. Княгиня на людях шла рядом с супругом второй раз в жизни и вела себя очень неловко, несколько раз оступившись по дороге. Первый раз они вместе были во время бракосочетания.

Поразили Марфу и великокняжеские палаты. Всё ей там казалось очень прекрасно. Люди, которые встречали их, были приветливы и низко кланялись и ей и её супругу. Когда Василий Ярославович, едва приехав, пошёл встречаться с послами великого царя и хана, к княгине подошла боярыня Праскевия Васильевна.

– Приветствую тебя, княгиня-матушка! – доброжедательно сказала боярыня Праскевия и тут же мысленно сравнила её с княгиней Ксенией Юрьевной, которой служила до этого. Княгиня Марфа была сильно испугана и не знала, как себя вести. С супругом у княгини явно дела не идут на лад, отметила боярыня.

Княгиня Марфа посмотрела на Праскевию и тут же постаралась поддержать начатый разговор.

– Добрый день! Я, конечно, слышала о том, что Владимир – великий город, но никогда не думала, что он настолько прекрасен! Я была в Успенском соборе и просто поражена! Ангелы Господни строили его вместе с людьми!

– Княгиня, пойдёмте, я провожу вас в ваши покои.

Марфа взглянула на Праскевию как на предателя. Только не в отдалённый терем! Только бы не видеть опять это рукоделие! Я хочу хоть немного побыть среди людей, мысленно воскликнула Марфа, но спорить не стала.

Покои княгини тоже поразили Марфу Фёдоровну. Из окон был виден не высокий частокол, как в тереме в Костроме, где она провела несколько горьких лет, обливаясь слезами, а яблоневый сад.

– Яблочки только от этих деревьев кислые, – сказала боярыня Праскевия Васильевна. – А пойдёмте, княгиня, в сад? Там погуляем, весельников послушаем.

Марфа недоверчиво поглядела на Праскевию Васильевну. Видно, здесь, во Владимире, к княгиням относятся по-другому, раз они могут даже весельников посмотреть. Последний раз до прибытия во Владимир она видела их только у батюшки.

В саду ей очень понравилось, и княгиня от души смеялась всем шуткам скоморохов и весельников. Боярыня Праскевия Васильевна смотрела на Марфу с грустью. Бедняжка, видно, в Костроме жила взаперти. Великий князь явно не является ласковым мужем.

– Боярыня Праскевия Васильевна, – робко спросила княгиня, когда скоморохи покинули их, – а могу ли я себе украшения купить? Мой супруг, великий князь Василий Ярославович, сказал, чтобы, прибыв во Владимир, я перестала быть пугалом и выглядела бы достойно княгини, но я не знаю, как здесь принято. Могу ли я выйти в город?

– Княгиня, – ласково сказала боярыня, – я специально для этого и буду всегда рядом с тобой. Мы для тебя подготовим наряды и украсим тебя, как и полагается княгине.

– А до меня ты служила Ксении Юрьевне? Скажи, а что она была за княгиня?

– Да, до тебя я служила ей. Она хороший человек, мы дружили. Вон там видишь качели? Их в своё время сделали для неё. Она любила на них качаться вместе с дочкой Соней. А до неё и с Любушкой.

– А правда, что Ксения и великий князь Ярослав любили друг друга? Ведь Ксения ещё более низкого рода, чем я! Как она смогла заставить великого князя полюбить её? Ведь их брак был тоже союзом, как и мой.

– Не знаю, княгиня. Когда начиналась их любовь, меня рядом с ней не было. Ксения часто говорила, что однажды супруг запер её в тереме, и она оттуда выбралась. С тех пор он её никогда не запирал.

– А часто она общалась с князем? Праскевия Васильевна, я, может, кажусь дикой, но это оттого, что я долго прожила взаперти рядом с мерзкой старухой, которая выводила меня на улицу раз в день, и гуляли мы только рядом с теремом. Иногда, раз в несколько недель, меня навещали родные. Я, если бы могла, в те дни наложила бы на себя руки.

– Здесь во Владимире княгиня – лицо князя. Твой муж это понимает. Но мне кажется, что тебе надо с ним поговорить. Просто как с человеком, как с супругом.

– Хорошо бы, – с грустью сказала княгиня. – К великой беде, он считает меня худородной и никогда не разговаривал со мной. Представляешь, за пять лет мы ни разу не поговорили!

– Ну, княгиня, значит, надо это менять. Пойдём в твои покои и постараемся сделать из тебя настоящую красавицу. Может, великий князь и не знает, что ты на самом деле красивая. Напомним ему об этом.

Княгиня улыбнулась и пошла вместе со своей новой подругой обратно в палаты.

Великий князь Василий Ярославович и посланники великого царя и хана встретились сразу, как только это стало возможным. Великий князь не знал их. Посмотрев на обоих, он отметил, что оба они магометане. Монголы отказываются от старого верования и приобщаются к мудрости Алкорана, подумал великий князь. Он не знал, радоваться этому или же, наоборот, печалиться.

С одной стороны, если бы монголы склонились в сторону православия, то, скорей всего, слились бы с Русью и стали бы здесь своими. А супротив своих кто поднимет оружие? Князья из рода Рюрика сменились бы постепенно князьями из рода Чингисхана. Но, с другой стороны, в случае принятия монголами православия это изменило бы данническую зависимость, превращая её из унизительной в почётную.

Так или иначе, но Менгу-Тимур склонился в сторону магометанской веры, и монголы следовали за ним.

– Улус Василий, – обратился, не скрывая своего презрения к великому князю, посол хана, – я прибыл к тебе, чтобы сообщить радостную весть. Великий царь принял решение провести перепись населения в своих улусах и для этого пришлёт в твои земли особых людей, которые будут подсчитывать всех подданных царя.

– Великий царь волен делать что пожелает в моих землях, – проглотив обиду и несколько склонив голову, ответил великий князь.