Романтики, реформаторы, реакционеры. Русская консервативная мысль и политика в царствование Александра I - Александр Мартин

покинул родные Ионические острова, захваченные Францией после Тильзитского мира. Он прибыл в Санкт-Петербург в январе 1809 года и поступил на службу в Министерство иностранных дел. Он подружился со Стурдзой и на службе, и дома, благодаря тому что Каподистрия часто там бывал (как и другие греческие эмигранты, включая Александра Ипсиланти, будущего руководителя Греческой революции и родственника Стурдз). Тридцатитрехлетний Каподистрия стал наставником А. Стурдзы и помог ему добиться успеха в жизни, а для него самого оказались исключительно полезными контакты, налаженные через семью Стурдз. Александр до самой смерти безмерно восхищался Каподистрией. Их объединяло вероисповедание, мечта о независимости Греции, а также, что примечательно, глубокое уважение к русскому народу и надежды на его мессианскую роль в будущем. Каподистрия тесно общался с Роксандрой Стурдзой и впоследствии сделал ей предложение (что, похоже, чрезвычайно удивило ее; она ответила отказом, несмотря на настойчивые уговоры членов ее семьи и друзей)[356].

В 1806 году родители Роксандры добились для нее места при дворе, и благодаря своим способностям ей удалось стать фрейлиной императрицы Елизаветы. Однако близость ее к Елизавете не стоит переоценивать, поскольку у двух императриц, Елизаветы и Марии Федоровны, было в общей сложности семьдесят фрейлин, и в большинстве своем они были выше по статусу, чем Стурдза [Месяцеслов 1807, 1: 20]. Она была частой гостьей в доме адмирала П. В. Чичагова (жена которого помогла представить Роксандру ко двору), и там она впервые встретила де Местра. Между молодой придворной дамой и пожилым дипломатом возникли взаимная симпатия и уважение, и пока де Местр оставался неформальным советником императора (вплоть до 1812 года), он был ценным союзником рассудительной и честолюбивой фрейлины. Как замечает исследователь А. Маркович, и де Местр, и Роксандра были изгнанниками и надеялись, что Россия поможет их родине и их семьям. В отличие от Шишкова и Ростопчина, они рассматривали Французскую революцию как испытание, ниспосланное судьбой, и верили, что Александр I – тот человек, которому предназначено освободить Европу и которому они должны служить [Стурдза 1864: 18–24, 48–49; Маркович 1939: 383–388]. Единственным, в чем они расходились, была активная католическая позиция де Местра: Роксандра спорила с ним, защищая православие, и симпатизировала «Пробуждению», которое не делило веру на конфессии.

Кризис 1812 года способствовал тому, что она стала доверенным лицом императора. По возвращении из Москвы он поинтересовался появившимися при дворе и попросил чтобы ему представили Роксандру. При встрече Александр I говорил о войне и сетовал на собственное несоответствие своему предназначению, она же неколебимо верила в него и сумела его поддержать. Многие фрейлины при дворе были воспитаны в духе «“обожания” <…> членов царской семьи – это культивировалось» [Лотман 1994: 83], и Роксандра Стурдза оказалась восприимчива к этим чувствам. Ее благоговение перед самодержавием и личностью императора было безграничным, она верила, что в нем заложена способность творить добро, которая не реализовалась только из-за недостатка религиозного воспитания, и желала помочь ему преодолеть духовный кризис. Александр I, со своей стороны, глубоко чувствовал ее обаяние; он был подозрителен, но высоко ценил искреннюю преданность и симпатию, особенно в тот момент, когда неудачи вынуждали его прибегать к помощи Шишкова, Ростопчина, Кутузова и других людей, которых он не любил и кто, как он знал, был невысокого мнения о его способностях. То обстоятельство, что Роксандра дружила с Голицыным и Кошелевым, его новыми духовными наставниками, еще больше укрепляло его доверие к ней [Edling 1888: 29–32, 63–66, 134; Ley 1975: 45–62] [357].

Наиболее тесным их общение стало тогда, когда она помогала представить его деятелям немецкого «Пробуждения». Эта возможность возникла в конце 1813 года в связи с тем, что Елизавета Алексеевна решила посетить свою родную Германию и оказаться поближе к ставке Александра. Несмотря на то что и Роксандра, и императрица были набожны и их сближала преданность своей новой русской родине и ее императору, в их отношениях наряду с привязанностью присутствовала некоторая напряженность. Возможно, Стурдза, подобно Екатерине Павловне, вызывала у императрицы ревность, поскольку царь оказывал обеим внимание и доверие, которых ей не хватало. Во всяком случае, длинное путешествие через всю Европу в Баден было неприятным с самого начала. Елизавета, возвращаясь в места своего детства, испытывала мучительные противоречивые чувства, и празднества, на которых она должна была присутствовать по пути, только раздражали ее [Edling 1888: 106–117][358]. Стурдза же всегда презирала вражду между фрейлинами, и такое же чувство вызывала в ней помпа, с какой встречали императрицу страны, освободившей Германию (к тому же рожденную в Бадене). Путешествие углубило ее отвращение к мирским делам и усилило желание удалиться от них. Наконец в феврале 1814 года они прибыли в Гейдельберг. Той зимой в Бадене Роксандра познакомилась с двумя значительными фигурами религиозного мира: Юлианой фон Крюденер и Иоанном Генрихом Юнг-Штиллингом.

Крюденер достаточно хорошо известна, так что можно ограничиться краткой биографической справкой о ней [Половцов 1896–1918, 9: 435–441]. Она родилась в 1764 году в лютеранской семье в Ливонии и в девятнадцать лет вышла замуж за дипломата, который был старше ее на двадцать лет. После того как в 1790-е годы ее брак распался, она жила во Франции и хотела прославиться как писательница. В 1804 году она вернулась в Ливонию, где смерть знакомого человека потрясла ее и заставила искать опору в религии. Ее неудержимая чувствительность слилась с обретенной верой, и, как страстная последовательница гернгутерского пиетизма, она поверила в то, что обладает пророческим даром и может общаться с Богом. Она посетила общины гернгутеров под Дрезденом, познакомилась там с друзьями Юнг-Штиллинга и направилась прямо в Карлсруэ, где в конце 1807 или в начале 1808 года встретилась с самим Юнг-Штиллингом.

Он, в отличие от Крюденер, был заметной фигурой в кругу «пробужденных». Юнг-Штиллинг родился в 1740 году и, прежде чем «пробудиться», был деревенским учителем и затем репетитором, после чего долгие годы работал профессором экономики. Он хорошо знал литературу XVIII столетия, и расширение кругозора поколебало его религиозные убеждения. Однако, подобно Роксандре Стурдзе и Лопухину, он спас свою веру от разъедающей философской кислоты, и она лишь закалилась в испытаниях. Юнг-Штиллинг полагал, что Французская революция продемонстрировала, к чему привели нападки Просвещения на Библию, и видел в наполеоновских войнах предвестие апокалипсиса. Чтобы выполнить свою миссию по сплочению истинно верующих, он стал писать религиозные трактаты. В 1803 году он поступил на службу к курфюрсту Баденскому, что позволяло ему посвящать все свое время сочинительству. Последние четырнадцать лет своей жизни «патриарх “Пробуждения”» провел в писательских трудах и путешествиях, проповедуя