Волшебная ночь - Мэри Бэлоу

— Шерон, — прошептал он ей прямо в губы, — подумай о себе. Держись подальше от этого Крэйла и его отродья. Я хочу защитить тебя, но не могу. Здесь я бессилен. Только ты сама можешь предотвратить это.

Шерон быстро поцеловала его.

— Я должна поступать так, как велит мне совесть, — ответила она. — А ты обязательно поможешь мне, Оуэн. Я знаю, ты поможешь. Ты хороший, ты замечательный, Оуэн!

Слишком хороший, чтобы быть обманутым, думала она позже, ворочаясь в кровати Эмриса. Ей следовало бы открыться ему, следовало бы признаться, что она не может выйти за него. Она сняла бы с его плеч бремя ответственности. Но она струсила. Разве могла она сейчас признаться ему? Время для подобных объяснений совсем неподходящее. Она дождется, когда…

Ее мысли споткнулись, она снова почувствовала подкатившую к горлу тошноту. Она не могла даже думать о том, что ждало ее впереди. Она зажмурилась и еще глубже забралась под одеяло.

Он так и не смог заснуть, хотя продолжал лежать в постели. Прошло три ночи, сегодня четвертая. Сегодня они должны вернуться, если бедолаги, которых они предупреждали, не вняли их предостережениям. Он ждал, каждый мускул его тела был напряжен, — ждал первого ночного крика, который возвестит, что по крайней мере одна из жертв проявила упорство.

И все же ни бодрствование, ни напряжение мускулов не помогли ему. Он вздрогнул и ощутил уже знакомый ужас, едва раздался первый рев. Но на этот раз он показался ему еще страшнее, чем раньше. Алекс почувствовал, как в его жилах холодеет кровь, как ему трудно стало дышать.

Ах, бедняга! Кто бы он ни был, он тупица, если решился проигнорировать их предупреждение. Каково ему сейчас — слышать этот вой и знать, что идут за ним? Алекс закрыл глаза, заставляя себя остаться в кровати. Он прислушивался, не донесется ли опять шум из детской, молил Бога, чтобы крики не разбудили Верити.

Второго крика пришлось ждать долго. Тишина звенела от напряжения и ужаса. Алекс догадывался, что то же самое чувствуют сейчас все жители Кембрана. «Бешеные быки», кто бы они ни были, ловко это придумали — не прятаться, а обнаруживать свое появление. Они умело воздействуют на воображение множества людей. Первый рев возвещал поселку об их приближении. Второй был признаком того, что они пришли к дому первой из намеченных жертв и тащат ее в горы. Третий означал, что они покончили с ней и теперь направляются ко второй. И так до конца.

Сколько же их будет сегодня?

Но прежде чем Алекс услышал их третий вой, он уже был на ногах и метался по темной спальне, в бессильной злобе сжимая кулаки и стискивая зубы. Ах, как жалел он о своем обещании, жалел больше, чем о каком-либо другом, данном им за всю его жизнь! Он чувствовал свою беспомощность, свое бессилие, он был заперт в замке, как в клетке, тогда как его людей избивали в горах.

Зачем, зачем он пообещал ей?

И почему она заставила его дать это обещание?

Он не знал, осталась она на этот раз дома или опять отправилась в горы следом за парнем, как в прошлый раз. «Может быть, сейчас она где-то там, — думал Алекс, тревожно вглядываясь во влажную и мрачную темноту за окном, — а я прячусь здесь, за надежными стенами замка».

Черт бы тебя побрал, Шерон! В бессильной злобе он ударил кулаком о подоконник. Черт бы тебя побрал!

Он спрашивал себя, найдется ли человек, который может привыкнуть к этому вою, остаться равнодушным, услышав его. Его затошнило, когда «бешеные быки» наконец проревели в третий раз. Они закончили истязать беднягу. Возможно, Йестина Джонса. И сколько еще будет жертв? За что их наказывают?

Алекс удрученно вздохнул. Завтра он обязательно скажет Шерон, что его обещание распространялось только на эту ночь. Он не может допустить, чтобы такое происходило в его долине и впредь. Он положит конец этому терроризму, даже если для этого придется пригласить констеблей.

Еще больше часа Алекс стоял у окна, не чувствуя ночного холода, напряженно вслушиваясь в тишину. Вой больше не повторился.

Неужели только одна жертва?

Мысль об этом заставила его вздрогнуть. Только одна? Что же это за преступление, в котором оказался виноват только один человек из целого поселка? Он поклялся себе завтра обязательно все выяснить. Он должен выяснить.

Она, конечно, не спала, хотя и лежала в кровати. Она не раздевалась. Она надела старое платье и лежала, глядя в ночную темноту. Она догадывалась, что и дедушка, и бабушка, и Эмрис тоже не спят, хотя и разошлись по своим комнатам в обычный час.

Наконец-то, подумала Шерон, зажимая дрожащей рукой рот, когда над поселком пронесся первый крик «бешеных быков». Она почувствовала почти облегчение. Начинается. Дрожь в руках внезапно отпустила, хотя они и оставались ледяными, и Шерон ощутила удивительное спокойствие. Она села на край кровати и, опершись локтями о колени, стала ждать. Она слышала, как дедушка спустился на кухню, увидела свет, проникший в щель Под дверью. Значит, они зажгли лампу.

Пребывая в этом странном состоянии спокойствия и отрешенного ожидания, Шерон вдруг подумала о том, что лучше бы «бешеные» не ревели с холмов, лучше бы не предупреждали о своем приходе. Теперь им нужно время, чтобы спуститься с холмов и добраться до поселка. Может быть, не так уж и много — минут десять или пятнадцать. Но для нее эти минуты тянулись как долгие часы. Ей хотелось, чтобы они наконец пришли и взревели у дома, и вышибли дверь, и потребовали ее.

Это ожидание было самой немилосердной частью наказания. Ее сердце так колотилось, что она слышала его стук в горле и в ушах.

Раз, два, три, медленно считала она, закрыв глаза. Раз, два, три. Раз, два, три. В первые три счета она вдыхала, во вторые — выдыхала. Вдыхала через нос, выдыхала через рот, крепко держась за спинку кровати.

А может, они уйдут, если она сейчас пообещает им никогда больше не ходить в замок? Если попросит пощады, будет плакать и пресмыкаться перед ними? Может, они уйдут? Или уже слишком поздно?

Раз, два, три… через нос. Раз, два, три… через рот.

А потом она ухватилась за край кровати и сложилась вдвое, так что ее лоб ударился о колени. Прозвучал второй крик, и дверь внизу распахнулась, выбитая мощным ударом. У Шерон перехватило дыхание.

Она должна просить у них пощады. Она должна. Должна пообещать им что-нибудь. Все, что они потребуют.

Раз, два, три. Раз, два, три.

Она медленно поднялась на ноги.

Спускаясь по лестнице, она видела, что дедушка и Эмрис стоят с закатанными рукавами, а бабушка держит в руках веник. Видела, что в кухне стоят четверо «бешеных», все с мешками на головах. И еще несколько толпятся за дверью. Дедушка костерил незваных гостей на чем свет стоит.

— Я думаю, — произнесла Шерон, сама удивляясь, как твердо и уверенно звучит ее голос, — что вы пришли за мной.

— Именно так, Шерон Джонс, — ответил один из «бешеных» грубым, хриплым голосом.