Волшебная ночь - Мэри Бэлоу

— Дедушка, — прошептала Шерон, едва сдерживая слезы, — ох, дедушка! — «Я так боюсь, — чуть не сказала она. — Мне так страшно». Но это была только ее ноша. Она могла бы освободиться от нее, предотвратить то, что должно случиться с ней через две ночи. Но она сама решила, что не может пойти на поводу у страха. Значит, остается только носить этот страх в себе. Она не знала, что больше ее пугает — воспоминание о тех мужчинах с мешками на головах, ужасных в своей безликости, или что ее бросят на землю, свяжут и исхлещут плетками.

У нее снова перехватило дыхание. Лучше бы ей рассказать все Александру. Ох, Боже милостивый, почему она не открылась ему? Ведь он может вмешаться, защитить ее. А она вместо этого вытянула из него обещание не выходить из замка ночью и не пытаться препятствовать «бешеным быкам».

И он пообещал ей.

Они с дедом уже входили во двор, когда услышали за спиной чей-то оклик. Шерон обернулась и увидела Оуэна.

— Шерон, — сказал он, пожав руку Хьюэллу, — извини, я был на собрании. Оно продолжалось дольше, чем я думал. Как у тебя дела?

Шерон не видела его со вчерашнего вечера, но она была уверена, что ему уже все известно. Она надеялась, что он придет раньше, сразу после работы. Но у него было собрание. Собрание для него важнее, чем ее беда, подумала Шерон. Отчасти это даже утешило ее, снимая с нее часть вины перед ним.

Она молча кивнула.

— Пойдем в дом, парень, — сказал Хьюэлл. — Что мы, безумцы — толковать здесь под дождем?

— Мне надо поговорить с Шерон с глазу на глаз, — сказал Оуэн. — Пойдем ко мне, Шерон, выпьем по чашке чая. Не бойся, Хьюэлл, я буду держаться в рамках приличий.

— Смотри у меня, — строго сказал дед. — А не то я покажу тебе, на что способны эти старые кулаки, хотя, конечно, твои, Оуэн Перри, будут покрепче.

Оуэн хмыкнул и, обняв Шерон за талию, повел к своему дому. Они шли молча, пряча лица от резкого ветра и дождя. Войдя в дом, он все так же молча взял у Шерон плащ, отряхнул его и повесил на крюк. Потом проделал то же самое со своим плащом. А затем сердито обернулся к ней.

— Дура! — сказал он и так крепко схватил ее за плечи, что Шерон ахнула. — Что мне говорят люди, Шерон? Ты опять ходила сегодня в замок?

— Да. — Она прижалась к его груди, забывая, что решила в одиночку нести свою ношу. Он был таким большим, таким надежным.

— Ну, тогда вот что я тебе скажу, Шерон. Ты заслуживаешь того, на что напрашиваешься. Ты ведь знаешь, они от своего не отступятся. Они утащат тебя в горы, они разорвут платье на твоей спине и изобьют тебя до крови. Ты видела, какой был Йестин после этого? Ты думаешь, что, раз ты женщина, они пожалеют тебя? Да ни за что. Они считают, что ты совершила преступление. Хорошо, если они ограничатся только двадцатью ударами.

Забыв о всякой гордости, Шерон плакала и прижималась к его спасительной груди.

Но он опять схватил ее за плечи и, оторвав от себя, встряхнул с такой силой, что ее голова откинулась назад.

— Что тебе нужно? — кричал он. — Что нужно, чтобы ты наконец стала послушной, ты, бестолковая, упрямая женщина? Ты хочешь, чтобы я поколотил тебя? Прямо сейчас? У меня тяжелая рука, Шерон Джонс, и ты почувствуешь это сегодня! Ты сегодня всю ночь будешь спать на животе! — Обезумев от ярости, он тащил ее к стулу.

— Оуэн! — Ее ледяной голос заставил его остановиться. — Только попробуй тронуть меня — и ты ответишь перед судом. Я не должна отчитываться перед тобой. И я не понимаю, почему мужчины — некоторые мужчины — считают, что женщинам можно что-то внушить побоями? Я не желаю подчиняться угрозам. И ты не защитишь меня от «бешеных», даже если прямо сейчас перекинешь меня через колено и действительно отходишь так, что я не смогу спать на спине.

Оуэн не ослабил свою крепкую хватку, несколько мгновений он стоял, продолжая сжимать ее плечи и пристально глядя ей в глаза, пылавшие гневом, а затем вдруг притянул к себе и крепко прижал ее голову к своей груди.

— Шерон, — прошептал он. — Ах, кариад! Ну почему ты такая глупая? Почему не разрешаешь мне удержать тебя от беды, защищать тебя и управлять тобой, как должен это делать мужчина?

— Наверное, потому, что я не только женщина, но и мыслящий человек, — грустно ответила Шерон.

Оуэн держал ее в своих объятиях и покачивал из стороны в сторону.

— Оуэн, — сказала Шерон через несколько минут, — ты ведь знаешь кого-то из «бешеных быков», правда?

— Их никто не знает, кариад, — ответил он.

— А ты знаешь. — Она подняла к нему лицо и серьезно посмотрела ему в глаза. — Ты должен их знать. Я помню, каким ты был добрым, когда с Йестином приключилось беда. Ему присудили только десять ударов, и я знаю, что это ты защитил его, ты замолвил за него словечко. Я знаю, это ты. И не надо меня убеждать, что ты не знаешь никого из них.

Оуэн покачал головой.

— Оуэн, — продолжала Шерон, — ты же знаешь, я невиновна. Ты знаешь, что я ничего не говорила графу Крэйлу, что я не могла предать своих. Ты знаешь, что я не доносчица.

— Кариад, я верю тебе. Но другие не верят.

— Так убеди их! — взорвалась Шерон. — У тебя такой авторитет. Люди прислушиваются к твоему мнению. Объясни им. Я не хочу, чтобы меня били. Пожалуйста, сделай что-нибудь! Я не хочу, чтобы меня били!

Оуэн побледнел.

— Упрямая ослица! — почти прокричал он. — Ты ведь можешь избежать их побоев, Шерон! Даже если ты сегодня ходила в замок, еще не поздно все поправить. Не ходи завтра — и все обойдется.

Шерон медленно покачала головой.

— Ах так? — угрожающе произнес Оуэн. — Ну, тогда я не смогу защитить тебя.

— Оуэн, прошу тебя! — Шерон прижала ладони к его груди. — Скажи им, что я не доносчица! Мне так больно, что люди верят этому. Нет ничего больнее клеветы.

— Нет, Шерон, есть кое-что и побольнее, — жестко сказал он. — Плетки «бешеных» будут больнее.

— Скажи им, — слабо повторила Шерон. — Я прошу тебя… Несколько секунд он молча смотрел на нее.

— Ладно, — наконец сказал он. — Я подумаю, что можно сделать. Но я ничего не обещаю. Тебя честно предупредили, тебе сказали, как избежать наказания. И если ты не подчинишься, то будешь наказана.

Шерон улыбнулась.

— Или если ты не защитишь меня, — сказала она. — Спасибо тебе, Оуэн.

Слезы дрожали в ее глазах, его лицо расплылось перед ее взором. Она снова подумала о том, что так и не смогла полюбить его, что обманула его, не разорвав помолвку, что была с другим в горах и любила другого.

Ах, Оуэн! Если бы только она могла полюбить его, если бы только могла!

Он поцеловал ее в губы.

— Пойдем, провожу тебя домой, — сказал он. — Или, может, выпьешь чаю?

Она покачала головой.

Он еще раз поцеловал ее уже у дверей дедовского дома, и этот поцелуй на ветру, под дожем был горяч и крепок.