Обсидиановая бабочка - Лорел Гамильтон

- Ты все еще отказываешься?

- Да, темная моя богиня, я отказываюсь.

- Когда ты насиловал этих женщин, давным-давно, думал ли ты,какую цену придется за это платить?

- Нет, темная моя богиня, не думал.

- Ты думал, что твой белый Христос тебя спасет?

- Да, темная моя богиня, думал.

- Ты ошибся.

Он сгорбился, спрятал голову между плеч, как черепаха,пытающаяся уйти в панцирь. Сравнение было забавным, сам жест - нет.

- Да, темная моя богиня, я ошибся.

Она кивнула еще раз, и женщины стали полосовать его такбыстро, что плети слились в сплошной блестящий серебром веер. Кровь потекларучьями по спине вампира, но он не вскрикнул, не попросил пощады.

Наверное, я как-то шевельнулась, потому что Эдуард шагнулпоближе, не взял меня за руку - просто коснулся. Я посмотрела ему в глаза, и ончуть заметно качнул головой. Нет, я не стала бы рисковать жизнью нас всех радивампира, которого вижу впервые, но все равно не по душе мне все это.

Олаф издал какой-то тихий звук. Он смотрел сияющими глазами,как ребенок на Рождество, который получил в подарок именно то, чего он хотел.Он убрал пистолет, сцепил перед собой огромные руки, так что они побледнели ичуть подрагивали. Мне это не нравилось, зато нравилось Олафу.

Я посмотрела на Эдуарда, вроде как кивнув в сторонуогромного германца. Эдуард тоже слегка кивнул. У него все было схвачено, тольконе волновало его. Я тоже постаралась не обращать внимания. И перехватила взглядБернардо. Он уставился на Олафа и, похоже, был встревожен. Тут же он отвернулсяи стал наблюдать за лестницей. Я бы тоже последовала его примеру, но не могла.Не то чтобы какой-нибудь мачизм, а просто - раз Эдуард терпит это зрелище, то ятоже так смогу. Хотя даже не в этом дело. Если Диего может это выдержать, то ямогу смотреть. Бездействовать и никак не помогать ему, да еще и отвернуться -для меня это великая трусость. Я бы ею подавилась. На что я была больше всегоспособна, так это наблюдать происходящее вокруг Диего. А там поднимались иопускались женские руки, как машины, будто им неведома усталость.

Пятеро охранников держались невозмутимо, но вампир, которыйшел справа от Итцпапалотль, глядел, полуоткрыв рот, с таким напряжением, будтобоялся пропустить хоть малейшее движение. Он был почти так же стар, как самабогиня, семьсот, если не восемьсот лет, и пятьсот лет из них он видел именноэто представление и все еще ему радовался. Я в этот момент поняла, что нехотела бы иметь своим врагом кого-либо из этой комнаты. Никогда не хотела быбыть предоставлена на их милость, поскольку таковой у них и в помине не было.

Двое других латиноамериканского типа вампиров отступили кдальней стене, как можно дальше от действия. Тот, что с волосами цвета соли сперцем, уставился в землю, будто там было невесть что интересное. Оголодавшийна цепи свернулся в позе эмбриона, будто стараясь исчезнуть совсем.

Женщины превратили спину Диего в кровавые ленты. У его ногнатекла красная лужа. Он скорчился, подобрав под себя ноги, превратившись всплошной комок страданий. Кровь закапала с плеч, образуя вторую лужу - передним. Он, хотя и скорчился прямо на полу, все же покачивался, будто вот-вотпотеряет сознание и упадет. Я надеялась, что это скоро произойдет.

Наконец я все-таки шагнула вперед, и Эдуард поймал меня заруку.

- Нет, - сказал он.

- Тебе его жалко, - сказала Итцпапалотль.

- Да, - ответила я.

- Диего был среди чужаков, которые пришли в наши земли. Длянего мы были варварами. Нас надлежало покорять, грабить, насиловать,истреблять. Диего не считал нас людьми. Правда, Диего?

На сей раз ответа не последовало. Он еще не потерялсознание, но, говорить уже не мог.

- И ты нас не считал людьми, правда, Кристобаль?

Я не знала, кто из них Кристобаль, но раздался высокийжалобный звук. Это выл вампир на цепи. Он развернулся, и стон закончился тем жеужасным смехом, что уже слышался раньше. Смех нарастал, пока вампир, держащийконец цепи, не дернул его как следует, точно дрессировал собаку. Я поняла, чтона конце цепи - строгий ошейник. Ни фига себе.

- Отвечай, Кристобаль!

Вампир отпустил цепь, чтобы оголодавший мог судорожновздохнуть. Голос его прозвучал неожиданно интеллигентно, плавно и вполнерассудительно.

- Да, мы не считали вас за людей, моя темная богиня.

И тут с его губ снова сорвался тот же прерывистый смех, и онопять скрючился.

- Они вломились в наш храм и изнасиловали наших жриц, нашихдевственниц-жриц, наших монахинь. Этих четырех жриц изнасиловали двенадцатьчеловек. Язык не поворачивается сказать, какие ужасные гнусности они совершалис ними, заставляли под угрозой смерти и пытки делать все, что вздумается этиммужчинам.

Лица женщин не изменились во время этой речи, будто говорилио ком-то другом. Они перестали хлестать вампира, просто стояли и смотрели, какон истекает кровью.

- Я нашла их в храме, где они умирали после всего, что сними сделали. Я предложила им жизнь. Я предложила им отмщение. Я сделала ихбогами, и мы выловили тех чужаков, которые их насиловали, и бросили подыхать.Каждого из них мы сделали такими же, как мы, чтобы они вечно подвергались каре.Но мои соплеменницы оказались слишком сильны для них, и теперь из двенадцатичеловек осталось только двое.

Итцпапалотль вызывающе посмотрела на меня в ожидании ответа.

- Ты и теперь его жалеешь?

Я кивнула.

- Да. Но я знаю, что такое ненависть, а мстительность - однаиз главных моих черт.

- Тогда ты понимаешь, что здесь творится справедливость.

Я открыла рот, Эдуард сильнее сжал мне руку, так что сталобольно: дескать, подумай, прежде чем отвечать. Я собиралась ответить осторожно,но он этого не знал.

- Он совершил вещи ужасные и непростительные. И они должныбыть отомщены.

Про себя я добавила: "Хотя пятьсот лет пыток, пожалуй,слишком". Я убивала тех, кто этого заслуживал, а все сверх моихвозможностей я оставляла Богу. Не готова я была принимать решения на пятьсотлет.

Эдуард ослабил хватку и начал отпускать мою руку, когда онасказала:

- Значит, ты согласна с нашей карой?

Пальцы Эдуарда снова сжались, и даже сильнее, чем раньше.

Я бросила на него злобный взгляд, прошипев себе под нос:

- Ты мне синяк оставишь!

Он отпустил меня, медленно, неохотно, но взгляд его былдостаточным предупреждением. Смотри, чтобы нас из-за тебя не убили. Что ж, япостараюсь.

- Я никогда не стала бы сомневаться в решении бога.