Искусство войны - Ирина Оловянная
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я выпустил Луиджев воротник, и мальчишка сразу отскочил на пару метров, как будто не догадывался, что смогу поймать его сразу, как только захочу.
Я сел на бревнышко рядом с залитым водой кострищем.
– Иди умойся и возвращайся, – велел я сухо.
Он был не в силах поверить свалившейся на него удаче – я передумал. Ха, пока ты будешь сморкаться, я найду способ сделать так, чтобы ты не считал это удачей!
Минут через пять Луиджи вернулся на полянку и с опаской подошел: вдруг я опять передумаю.
– Ты считаешь, что ни в чем не виноват? – спросил я.
– Ты просто испугался! Знаешь, что тебе будет, когда мы вернемся?! – У Луиджи страх пропал, вернулась наглость.
– Ну хорошо, договорились: я тебя пальцем не трону, а ты, когда мы вернемся, пойдешь и соврешь капитану Ловере, что я содрал с тебя три шкуры. Вранье для тебя – дело привычное. Сочини какие-нибудь душераздирающие подробности. Или даже можешь не жаловаться начальнику лагеря, просто распусти такие слухи – и мне придется драться со всеми подряд. Где-нибудь в пятидесятой или шестидесятой драке мне сломают руку или ногу.
– Зачем еще? – надулся он.
– Ну, чтобы ты точно знал, что я не испугался. Я точно знаю, что ты струсил, а ты должен точно знать, что я – нет.
– Я не буду жаловаться!
– Так не пойдет. Тогда иди сюда, – я похлопал себя по колену, – получи, что тебе причитается.
Он отпрыгнул от меня подальше.
– Не волнуйся, – успокоил я его, – не буду я за тобой бегать. Ну, что ты выбираешь?
– Ничего!
– Нет.
– Ну, я могу понести дальше те самые камни… – предложил он убитым голосом.
– Фу! Зачем?
– Ну-у, раз я… так… – Он всхлипнул.
– Ага, – ехидно согласился я, – ты потащишь бесполезный груз, а полезный за тебя поволоку я. Я, между прочим, в жизни не пакостничал. Мне-то за что?
– Это была шутка! – возопил он со слезами в голосе.
– Да, и что же здесь смешного? – искренне заинтересовался я.
Луиджи опять зарыдал и побежал умываться.
Еще пять минут. Ох-ох-ох, когда же мы ребят-то нагоним?
Мальчишка вновь вернулся на поляну.
– Плачь не плачь, – заметил я, – а выбирать придется. Ты решил?
– Ну, я больше не буду! – заныл Луиджи.
– Слушай, – спросил я, – ты хоть раз в жизни слово сдержал?
У глупого котенка началась очередная истерика, и он опять убежал к ручью. Всё, у нас просто больше нет времени, когда Луиджи вернулся на поляну в третий раз, я сказал:
– Мы больше не можем здесь задерживаться. Ты решил?
Он помотал головой, раскрыть рот он боялся – опять будет рев.
– У тебя еще есть время, до послезавтра, – продолжил я, – послезавтра утром ты дашь мне ответ.
Он кивнул и вздохнул с облегчением.
– Договорились. Но учти, договоренность остается в силе только до тех пор, пока ты больше ничего подобного не учинил, потому что напакостничал ты действительно еще утром. Если ты сделал что-то еще в том же духе – признавайся сейчас. Потом будет поздно.
Я помолчал, чтобы дать ему время решиться, но он только помотал головой.
– Ну, допустим, – продолжил я свою речь. – И с этой минуты ты отвечаешь и за неудавшиеся пакости. Даже если очень добрый Роберто вовремя поймает тебя за шкирку, тебе придется немедленно делать выбор. Понял?
Луиджи опять кивнул.
– Ну вот и хорошо, – сказал я помягче, – надевай рюкзак и пошли.
Зареванный Луиджи выглядел так, словно я его жестоко порол все то время, что мы провели вдвоем.
Солнце сядет через два часа. А нам еще топать километров пятнадцать. Черт бы его… Стоп. Я ему такое душераздирание устроил – на полжизни хватит.
Надо будет, кстати, попросить прощения у Романо. Мог бы приподнять его рюкзак тогда, на склоне. И вообще, надо было лишний раз проверить. Черт, Луиджи дал нам всем урок недоверия. Стоит ли принимать его к сведению? Скорее, нет. От этого типа я ничего не приму.
Ребят мы догнали незадолго до заката – они сидели на болотистом берегу довольно широкой речки, рядом с единственным в окрестности толстым деревом, и ждали нашего появления (в моем рюкзаке лежат веревки и карабины). Все выглядели уставшими и недовольными. Романо поглядел на Луиджи, и на его лице начала расплываться злорадная ухмылка. Я посмотрел на него грозно и недовольно покачал головой: так нельзя. Он понял и смутился. Злорадную ухмылку Траяно я проигнорировал, Нино не улыбался, Тони и Вито, естественно, тоже.
– Самый элегантный способ затормозить, – ехидно произнес Алекс, несчастного Луиджи он как будто не заметил. – Сейчас Феб сядет, и мы останемся здесь.
– А на той стороне негде встать на ночь? – спросил я, озирая неприглядный топкий берег, заросший камышом и осокой.
– Есть, и Лео уже предлагал.
Ребята смотрели на меня вопросительно. Я оглянулся на самого глупого котенка: пожалуй, хватит его сегодня гнать, пусть он заберется в спальник и поспит.
– И сколько мы прошли? – поинтересовался я.
– Двадцать четыре километра, – недовольно ответил Алекс.
– Ладно, форсируем речку и разбиваем лагерь. Держи, – я протянул Алексу веревку с «кошкой», – некогда сегодня соревноваться.
Через пять минут переправа была готова. А потом мы еще долго уговаривали Луиджи и Траяно ею воспользоваться. Тони, Романо и Нино пересекли реку, бровью не поведя, Вито дрожал от страха, но не заныл и не пожаловался, когда подошла его очередь, а я стоял не на том берегу и не мог похвалить его… Зато Лео очень серьезно пожал ему руку и хлопнул по плечу – порядок. Пока мы с Алексом, в стремительно сгущающейся тьме, стояли по разным берегам речки, переправляли детские рюкзаки и уговаривали трусишек не бояться, Гвидо, Роберто и Лео при посильной помощи наших любимчиков поставили две большие палатки, натаскали дров, разожгли костер и подвесили над ним котелок с водой.
Феб уже полчаса как сел, когда мы наконец свернули переправу и, сопровождаемые молчаливым (слава Мадонне) Луиджи и все еще ноющим Траяно, отправились к костру.
– А если бы веревка оборвалась? – довольно базарным тоном поинтересовался Траяно.
– Монотросик? Исключено, – отвечал Алекс.
– А если бы ты его плохо закрепил? – продолжал скандалить глупый котенок.
– О, Мадонна! Восемь человек перед тобой переправились и одиннадцать рюкзаков, и ничего…
– А если бы, – передразнил я Траяно, – с неба упал метеорит, и прямо по веревке?!
Алекс рассмеялся. Траяно не нашел в моих словах ничего смешного, но заткнулся. Луиджи хмыкнул. Знать бы еще почему… Позлорадствовал, что я придираюсь не только к нему, или все же уловил глупость поведения своего товарища.